— Вот и попался.

— Да, попался, — повторил подъехавший вплотную к нему Будулай.

Осетр, выскользнув у бывшего милиционера из рук, шлепнулся на дно его лодки, трепыхаясь. Вздрогнув, раздорский рыбак поднял голову, взглядывая на Будулая из-под надломленного козырька фуражки выцветшими глазами. Лицо было у него бурачно-красного цвета, и винным перегаром разило от него так, что Будулай невольно отстранился.

Однако сразу же и выяснилось, что если и испугался бывший милиционер, то лишь от неожиданности. Через минуту он уже с нескрываемым вызовом в голосе спросил у Будулая:

— Значит, так ты меня решил отблагодарить, Будулай, да?

Будулай не удивился, что тот называет его по имени — здесь все уже знали его, и в тон ответил:

— За что же я должен тебя благодарить?

С непоколебимой уверенностью бывший милиционер сказал:

— За то, что я твою Галю, когда в Раздорской паром разбомбило, лично на своей лодке на тот берег перевез.

— Где это ты с утра уже успел? — с сожалением спросил у него Будулай. — Еще с лодки упадешь. Забирай своего осетра и уезжай, пока АЧУР не видно.

Бывший милиционер засмеялся журчащим смехом.

— Нашел кем пугать. Мы с ним кореши, Оба мелиховские рожаки, до седьмого класса вместе в школу ходили. Иногда он мне и сам конфискованных чебаков и сулок в лодку перегружает. Сейчас я, правда, еще пьяный, шутка ли, за ночь с рыббригадой за Доном три канистры сибирькового выцедили, а ухи — всего котел на семерых. Но тогда, когда я твою Галю с перебинтованной головой к военному госпиталю пристраивал, я как стеклышко был. Какая там выпивка, когда «мессера» за каждым человеком гонялись.

— Тебе проспаться надо. — Из своей моторки, причалившей к плоскодонке этого чересчур разговорчивого браконьера, Будулай достал его рукой и потряс за плечо. — Откуда ты можешь знать, как звали мою жену? Это у вас здесь такая привычка всех цыганок Галями называть. Но если ты и правда какую-то цыганку спас, то спасибо тебе. Езжай и больше не попадайся мне на глаза. А про этот перемет с крючьями тебе придется забыть. Я его с собой беру.

— Вот ты какой добрый. Чтоб потом на него осетров нанизывать и свою кралю в хуторе кормить? Галю, значит, со своим выводком ты где-нибудь в другом месте оставил, а здесь у тебя вторая жена, да? Корми, корми. Скоро в Дону этой королевской рыбы и для приезжающих из Москвы министров не останется.

— Я тебе уже сказал, ты Галю не беспокой. Ее давно уже нет.

Впервые бывший милиционер, подняв голову, с осмысленным испугом взглянул на Будулая.

— Все ж таки она умерла тогда? Чтобы уговорить начальника госпиталя взять ее с собой за Волгу, я ему тогда свои новые сапоги подарил. А ведь она уже на сносях была.

— Поскорей уезжай, старик, у тебя с похмелья перемешалось все. Врешь и сам себе веришь. Бери осетра и езжай.

— За это спасибо. — Бывший милиционер нагнулся в своей лодке и поднял за жабры большого окровавленного осетра. Видно, долго бился осетр на перемете, напоровшись на стальные крючья, которые своими отточенными остриями все глубже и глубже входили в него. Но и сочащийся кровью, он еще дышал, судорожно трепыхаясь в руке у старика. — Она же у тебя еще совсем молоденькая была. — Бывший милиционер никак успокоиться не мог. — Красавица. Я ее запомнил, когда еще тебе из сельсовета на выгон повестку привозил. Да ты, должно быть, забыл уже, ваш табор на раздорской выгоне стоял. Тогда на фронт всех без разбора — и казаков, и цыган, и старых, и молодых гребли. Но меня, как единственного на всю станицу милиционера, не тронули. — Положив осетра на дно лодки, он достал из-под кормы большую алюминиевую флягу и, вынув пробку, присосался к ней. Будулай видел, как у него на шее вверх и вниз дергался острый кадык. Отрываясь от фляги, рыбак протянул ее Будулаю: — Глотнешь? — Но, когда Будулай молча отстранил флягу от себя, уговаривать его не стал. — Может, и правильно. По такой жаре оно так размаривает, что и за борт кувыркнуться можно. У нас приезжающие из города шахтеры каждое лето тонут. С вина чего только не бывает. Моя старуха говорит, что когда я до беспамятства наберусь, то стучу по столу кулаком и кричу: «Я дважды Герой Советского Союза, сымай с меня сапоги», Может, и правда, со вчерашней пьянки у меня все смешалось в голове и теперь я твою Галю с какой-то другой цыганкой спутал. Давно это было, а память уже стала дырявая. Все бурьяном заросло.

— Смотри, не кувыркнись, — отталкиваясь от его лодки и включая мотор, напомнил Будулай.

— А за осетра спасибо тебе, — крикнул ему вдогонку бывший милиционер, опять доставая за жабры со дна своей лодки и высоко поднимая в руке большую окровавленную рыбу.

* * *

Теперь Настя по утрам на своей остановке троллейбуса номер один давно уже садилась не через среднюю, а через переднюю дверцу, и ей больше не приходилось целый час, стиснутой толпой, стоять в проходе салона на ногах вплоть до самого Ростсельмаша. Распахнув переднюю дверцу, Михаил терпеливо ждал, когда она, как всегда последняя, вспрыгнет на подножку и с виноватой улыбкой плюхнется рядом с ним в кабине. Как бы до отказа ни был набит троллейбус, для нее всегда находилось место в кабине, и пассажиры, регулярно ездившие по первому маршруту, не преминули против этого восстать. Если первые дни они еще думали, что это всего-навсего случайность, то потом уже открыто и с каждым разом все громче стали выражать свое возмущение.

— А это еще что за привилегия?!

— От начала до конца, как на троне, сидит.

— В то время как у стоячих старух ноги пухнут.

В первый раз услышав эти реплики и облившись румянцем стыда, Настя дернулась вскочить с места, но Михаил, придержав за локоть, усадил ее обратно, и пассажиры в салоне услышали из динамика его голос:

— Для стариков, инвалидов и женщин с детьми у нас особые места, а это служебное. Имею я право рядом с собой жену посадить?

На мгновение в троллейбусе воцарилась тишина и тут же разразилась гулом:

— Так бы сразу и сказал.

— Это совсем другое дело.

— Если действительно жена, а не краля.

— А губа у него не дура. Из какого аквариума он ее выудил?

Один только женский голос и нарушил это единомыслие:

— Значит, если у меня муж парикмахер, то мне он тоже должен без очереди завивку делать?

В ответ раздался всеобщий смех:

— Нет, вы, дамочка, к нему каждый раз с пяти утра очередь занимайте.

— И к мяснику за вырезкой его теща всегда в самом хвосте очереди стоит.

— А сестра начальника торга в стеганке ходит.

— Вы свою мексиканскую пончу, дамочка, тоже в порядке очереди добыли?

После этих слов дамочка в мексиканской с красными цветами шали, рискнувшая было выразить свой протест против явной несправедливости, не подавала больше голоса.