Как всегда, Михаил довез Настю до остановки напротив ее серой пятиэтажки, и, как обычно, она хотела было сразу же спрыгнуть с троллейбуса, но вдруг предложила ему:

— Хочешь, я доеду с тобой до парка, а обратно до моего дома мы вместе пройдем?

Обрадованный, он слабо запротестовал:

— Ты же вся дрожишь. Не простудилась под дождем?

Настя засмеялась:

— Цыганки, Миша, никогда не болеют. Пока мы ехали, я и выспаться, и согреться успела.

От троллейбусного парка до Настиного дома было всего пять кварталов, и через полчаса они уже подошли к нему. Здесь Настя опять удивила Михаила:

— Проводи меня, пожалуйста, до квартиры. В десять часов наша управдомша все подъезды на ключ лично стала запирать, а со двора по черной лестнице я одна боюсь. Никогда и ничего не боялась, но это же город.

И на черной лестнице, полуосвещенной тусклыми лампочками, ввинченными под решетчатыми колпаками на лестничных площадках в потолок, она все время прижималась к Михаилу. Эхо шагов сопровождало их вверх по лестнице. Но перед самой дверью своей квартиры Настя повернулась к нему.

— Не обижайся, Михай, я и сегодня не впущу тебя к себе. Старуха запрещает мне даже кого-нибудь из подружек по заочному отделению приводить. — И, еще раз за этот вечер удивляя Михаила, она положила ему руки на плечи и дотронулась губами до его подбородка. — Теперь нам уже осталось совсем недолго ждать. В пятницу, сразу после защиты диплома, декан мне и ключи от квартиры передаст.

Михаил невесело пошутил:

— А если не защитишь?

Не снимая рук с его плеч, она серьезно сказала:

— Этого не может быть.

— Почему?

— Потому что я нашла этот тупик. — Снимая руки с его плеч, она легонько оттолкнула его от себя. — Но об этом я тебе в субботу, когда ты ко мне придешь, расскажу. А не защищу, мы все равно уедем вместе на конезавод. У генерала Стрепетова всегда найдется в запасе лишний дом. Думаю, он не откажет нам. Уедем вместе, если, конечно, ты уже простил меня.

— Мне не за что было тебя прощать.

* * *

Старуха Изабелла никогда не запиралась в своей квартире на ключ. И не только из-за своей глухоты, которая поразила ее вслед за параличом, когда ее в таборе в Кизлярской степи догнала похоронка о сыне, но и потому, что не от кого и негде было до этого ей привыкать к запорам. Не от своих же цыган в насквозь продуваемом со всех сторон ветром шатре? От паралича хоть и не сразу, но все-таки отлежалась она, кочуя по степи на бричке, которой правил ее муж, вожак табора, вплоть до своей смерти, а глухота так и осталась при ней. Если бы племянница не взяла ее к себе в город, она и не знала бы, как дальше жить. Со временем только по губам навещавшей ее Тамилы она научилась кое-что понимать, но вообще-то и поговорить ей было не с кем и не о чем. Продукты ей адъютанты Тамилы привозили раз в неделю по субботам, а сама она навещала тетку еще реже. Только тогда, когда ей вздумывалось ввалиться к себе на кооперативную квартиру с компанией под выходной, чтобы до утра попить, попеть и вообще повеселиться в большой угловой комнате. При этом старая Изабелла все время оставалась в своей комнате, ничего не слыша. Наутро снизу приходили к ней разъяренные жильцы ругаться из-за того, что топот, хохот и громкая музыка, передаваясь по всему блочному дому, не дали им спать, но всякий раз, натыкаясь на полную глухоту недоуменно улыбающейся старой цыганки, отплевывались и уходили прочь. Тем более, как они уже знали, после очередной беспокойной ночи полная, ничем не нарушаемая тишина не меньше чем на неделю, а то и на месяц воцарялась в квартире у цыганки. Вскоре старая Изабелла и сама уже стала радоваться одиночеству, все больше отвыкая от людей. Сидя у окна со своей трубкой, она могла надолго оставаться наедине со своим сыном Колей, вспоминая все-все. И когда у него уже стали прорезываться зубы, а у нее убыло молоко, как он научился больно прихватывать ее сосок; и когда отец уже стал брать его с собой на ночной промысел, они возвращались возбужденные и счастливые с одной или даже двумя лошадьми в поводу; и когда уже в военной форме, соскочив на дороге из машины и отвернув полог кибитки, он воскликнул: «Мама!» За один только день, сидя у окна с трубкой, все можно было вспомнить, ничего другого не замечая вокруг.

Не услышала она и на этот раз, как распахнулась дверь у нее за спиной, а только увидев в стекле окна тени, оглянулась на адъютантов Тамилы. Открыв холодильник, они укладывали в него продукты, закупленные по поручению Тамилы. Когда один из них, старший, захлопывая холодильник, заговорил с ней, она по его губам догадалась, что он сказал.

— Так у тебя, старая глушня, все добро могут вынести.

— У меня нечего выносить, — вынимая изо рта трубку, ответила Изабелла.

По его лицу она поняла, что он не поверил ей.

— Неужто не накопила ничего?

— Не для кого мне копить, — сухо сказала Изабелла.

Догадалась она и по губам другого, младшего приятеля Тамилы, о чем тот спрашивал у нее:

— А твоя квартиранточка дома?

— Она уже съехала на свою квартиру.

Он даже присвистнул, разочарованно переглянувшись со своим спутником.

— Куда?

— Там, в комнате, на столе она на бумажке оставила адрес. — И, воткнув в рот трубку, Изабелла опять стала смотреть в окно.

Она не видела, как они вошли в смежную комнату, в которой еще до вчерашнего дня жила Настя, и ничего не слышала из того, о чем там переговаривались между собой. С колечками дыма, поплывшего над трубкой, уже опять унеслась к сыну.

— Пушкинская, пятнадцать «б», — вслух читал в Настиной комнате старший из приятелей Тамилы. — На машине это всего пять минут. Бери из холодильника коньяк и крабы и махнем к ней на новоселье. Теперь она уже вернулась со своего юрфака.

— А заодно доставим ей и забытые книжки. Смотри-ка: «Уголовный кодекс РСФСР». Еще и правда у нас будет свой прокурор. Надо их чем-то перевязать.

— Донесем и так, не возись. Я, кажется, «Волгу» забыл замкнуть.

— А вот это зря. На такую машину всегда найдется ключ. Тамила тебе за это орден не выдаст. Захватим и эти тетрадки.

— Какого хрена ты там шелестишь?

— Просто интересно. А сквернословить нехорошо. Подойти-ка сюда поближе. Тебе это ни о чем не говорит?

— Ничего особенного: «Бу-да-пешт» — клеймо венгерской фирмы.

— Правильно. И на сапожках, которые она продавала на ярмарке, такое же было. Откуда они у нее взялись? А это? Ниже смотри.

— Кизитеринский тупик. Это, Алик, может быть, и совпадение.

— Алик полностью с тобой согласен. Тем более что здесь же дальше написано: «Презумпция невиновности». Ученая девочка. Помнишь, как Тамила нам это объясняла на своем семинаре. И о «Волге», которую ты внизу забыл замкнуть, мы теперь тоже можем не беспокоиться. Если даже и найдется у кого-нибудь на нее ключ, то здесь, в тетрадке, на всякий случай записан ее номер. Читай… РВ 54–15.