Однако моей смелости хватило только на то, чтобы привести Дэниела в спальню. После столь решительного начала я вдруг растерялась, не зная, что же делать дальше Провокационно разлечься поверх покрывала? Или толкнуть Дэниела на кровать и прыгнуть на него сверху? Нет, я была неспособна ни на то, ни на другое.

Я напряженно присела на краешек кровати. Он сел рядом.

Господи, насколько же все проще, когда я пьяна!

— Что-то не так? — шепнул Дэниел.

— А что, если я покажусь тебе отвратительной?

— А что, если я покажусь тебе отвратительным?

— Но ты же классный! — хихикнула я.

— И ты тоже.

— Я ужасно нервничаю, — еле слышно призналась я.

— Я тоже.

— Я тебе не верю.

— Честно, — сказал он. — Вот, потрогай, как бьется сердце.

Я встревожилась еще больше. В прошлом меня уже не раз брали за руку якобы затем, чтобы положить на волнующуюся грудь молодого человека, а вместо этого молодой человек клал мою ладонь на эрегированный член и с большой скоростью двигал ею по упомянутому члену вверх и вниз.

Но Дэниел не обманул меня и прижал мою ладонь к своему сердцу. И — да, похоже, там действительно царило некоторое смятение.

— Я люблю тебя, Люси, — шепнул он.

— Я тоже тебя люблю, — смущаясь, сказала я.

— Я хочу поцеловать тебя.

— Хорошо.

Я повернулась к нему лицом, но зажмурилась. Он поцеловал мои глаза, брови, лоб, потом снова опустился до самой шеи. Легкие, дразнящие, невыносимо приятные поцелуи. Затем он поцеловал меня в утолки рта и нежно прикусил мою нижнюю губу.

— Хватит уже изображать из себя тонкого искусителя, — пробормотала я. — Поцелуй меня как следует.

— Ах так? Значит, тебе не нравятся мои приемы? — засмеялся он.

Дэниел улыбнулся так, как умел это делать только он. И я поцеловала его — не могла не поцеловать.

— Кажется, ты говорила, что нервничаешь, — сказал он.

— Ш-ш-ш. — Я прижала палец к его губам. — Я ненадолго забыла об этом.

— Что скажешь, если я лягу, и ты ляжешь рядом, и я обниму тебя? — спросил он, увлекая меня на кровать. — Или это тоже в стиле тонких искусителей?

— Нет, на постель ты меня повалил достаточно неуклюже, — ответила я в его грудную клетку.

— А могу я надеяться, что ты еще раз поцелуешь меня, Люси? — прошептал он.

— Можешь, — тоже шепотом сказала я. — Но, пожалуйста, воздержись от своих отработанных годами приемчиков, типа срывания с меня лифчика одним движением.

— Не волнуйся. Я провожусь с ним не менее пяти минут.

— И я не потерплю всяких там фокусов, вроде выхватывания моих трусов откуда-то из-за спины. Слышишь? — сварливо предупредила я.

— Но это же мой главный козырь! — опечалился Дэниел. — Это лучшее, что я могу делать в постели.

Я снова поцеловала его и немного расслабилась. Было просто замечательно лежать рядом с ним, вдыхать его запах, трогать его прекрасное лицо. До чего же он сексуален!

— Ты действительно любишь меня? — спросила я в который уже раз.

— Люси, я очень, очень тебя люблю.

— Нет, я имею в виду, ты действительно по-настоящему меня любишь?

— Я действительно по-настоящему тебя люблю, — сказал он, глядя мне в глаза. — Сильнее, чем я кого-либо и когда-либо любил. Я люблю тебя сильнее, чем ты можешь себе представить.

На секунду я поверила. Только на секунду.

— Правда? — спросила я.

— Правда.

— Нет, Дэниел, ты не понял. Ты меня правда любишь?

— Да, я тебя правда люблю.

— Ладно.

После небольшой паузы я забеспокоилась:

— Ты ведь не против, что я тебя все время об этом спрашиваю?

— Нет, конечно.

— Просто я хочу быть уверена.

— Я отлично тебя понимаю. Ты мне веришь?

— Верю.

Мы лежали и улыбались друг другу.

— Люси, — сказал Дэниел.

— Что?

— Ты действительно любишь меня?

— Да, Дэниел, я действительно люблю тебя.

— Нет, Люси, — смутился Дэниел, — я спрашиваю, действительно ли ты любишь меня по-настоящему? В смысле в самом деле по-настоящему действительно?

— Я в самом деле по-настоящему люблю тебя, Дэниел. Действительно.

— Правда?

— Правда.

Медленно, очень медленно он раздел меня, причем мастерски запутал все, что можно было запутать, дернул за все, за что дергать было нельзя, и при этом еще заело молнию. Расстегнув одну пуговицу, он целовал меня в течение часа или около того и только потом приступал к следующей застежке. Он покрыл поцелуями каждый сантиметр моего тела. Почти каждый. Я была ему крайне благодарна за то, что он оставил в покое мои стопы. Почему-то в последнее время мужчины считали своим долгом облизать все десять пальцев на ногах женщины, прежде чем приступить непосредственно к сексу. (Несколько лет назад обязательным элементом программы был куннилингус. Мне всегда казалось, что с тем же успехом я могла бы наблюдать, как сохнет краска.) Я не очень-то любила подпускать мужчин к своим стопам, особенно если они не предупреждали заблаговременно о своем желании побаловаться с ними — достаточно заблаговременно, чтобы я успела сделать педикюр.

Итак, Дэниел целовал меня и расстегивал пуговицы, целовал меня и снимал мою рубашку с одной моей руки, целовал меня снова и снимал рубашку со второй руки, целовал меня снова и не отпускал замечания относительно серого цвета моих белых трусов, целовал меня и говорил, что моя грудь не похожа на яичницу, целовал меня снова и снова и говорил, что она скорее напоминает булочки для гамбургеров, и снова целовал меня.

— Ты такая красивая, Люси, — повторял он. — Я люблю тебя.

Это продолжалось до тех пор, пока на мне не закончилась одежда.

Было что-то очень эротическое в том, что я лежала совсем голая, а он был одет.

Я обхватила грудь руками и свернулась клубком.

— Скидывай свою экипировку, — хихикнула я.

— Как ты романтична! — ответил Дэниел и оторвал от моей груди сначала одну мою руку, а потом и вторую. — Не прячься. Ты слишком красива для этого. — И он мягко распрямил мои подтянутые к животу ноги.

— Отстань, — сказала я, стараясь скрыть свое возбуждение. — Не знаешь, как так получилось: на мне нет ни лоскутка, а ты полностью одет?

— Если ты настаиваешь, то я могу раздеться, — поддразнил меня Дэниел.

— Ну так раздевайся, — сказал я своим самым деловым тоном.