К вечеру бои шли уже у подножия Малахова кургана и казарм Флотского экипажа. Усилились наступательные бои и в других секторах, куда были брошены крупные соединения танковых войск и авиация. Положение быстро осложнялось – на многих батареях не хватало снарядов, а на некоторых кроме «практических», то есть болванок для практических стрельб, в двориках ничего не осталось.

Ураганный огонь артиллерии противника и непрерывные налеты бомбардировочной авиации приносили большие разрушения и выводили из строя защитников Севастополя – войска, оборонявшие город, вынуждены были отходить на новые рубежи. Немцы шли за ними по пятам.

Все – воины и мирные жители в эти часы, часы грозной опасности, больше чем когда-нибудь жили надеждой на то, что Большая земля не оставит их: придут корабли, доставят пополнение, снаряды, и немец будет вышиблен из города, и восстановятся прежние позиции.

В течение дня разрушительные удары немецкой артиллерии и авиации нарастали, и весь город оказался в огне и окутался черным дымом пожаров.

Ночью пожары полыхали почти повсеместно, слышались крики, на некоторых участках под покровом темноты немцы пытались продвинуться вперед. Моряки и бойцы Приморской армии встречали их врукопашную.

Тяжелое положение вынудило Штаб Севастопольского оборонительного района во главе с вице-адмиралом Октябрьским оставить флотский командный пункт (ФКП) на Телефонной пристани и перебраться в район Херсонесского мыса, в помещения 35-й батареи береговой обороны, где был предусмотрен запасный командный пункт.

Это было сделано настолько поспешно, что многие организации службы флота не были предупреждены.

30 июня, свернув свой штаб в Карантинной бухте, генерал Петров также отошел на 35-ю батарею. Покинул свой командный пункт и городской Комитет обороны.

После ухода штабов на Херсонесский мыс из города туда же потянулось и население. Дорога к Камышевой бухте с каждым часом становилась не только непроезжей, но порой и непрохожей: поток, состоявший из стариков, женщин, детей, раненых, отходящих воинских частей, штабов разных служб и организаций, густел. Машины шли цугом.

Над этим потоком стояла столбом пыль и висел неумолчный крик. Немецкая авиация снижалась до предела и с каким-то садистским усердием обстреливала из пушек и пулеметов безоружных людей, наслаждаясь их страхом и растерянностью.

После каждого налета самолетов на серой дорожной пыли ленточками растекалась кровь. Убитых оттаскивали в стороны – некому было заниматься погребением. Да и поток не мог задерживаться – он тек из города к Херсонесскому мысу, как лава из горящего кратера вулкана.

В тот же день на 35-й батарее, на запасном командном пункте, состоялось последнее заседание военного совета Севастопольского оборонительного района. На нем присутствовало все морское и армейское начальство. Заседание открыл вице-адмирал Октябрьский. Он сообщил собравшимся о том, что в связи с создавшимся положением им были посланы телеграммы наркому Военно-Морского Флота адмиралу Н. Г. Кузнецову, командующему Северо-Кавказским фронтом маршалу С. М. Буденному и члену военного совета фронта адмиралу И. С. Исакову с просьбой разрешить в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200–300 ответственных работников и командиров на Кавказ, а также разрешить и ему вернуться к флоту.

Адмирал Н. Г. Кузнецов ответил согласием.

Вице-адмирал Октябрьский положил телеграмму на стол и медленно обвел усталым взглядом всех сидевших в душном помещении батареи. Затем спросил И. Ф. Чухнова и М. Г. Кузнецова – членов военного совета Приморской армии, кого они могли бы предложить для руководства оставшимися на Херсонесском полуострове частями.

Дивизионный комиссар М. Г. Кузнецов назвал командира 109-й стрелковой дивизии, начальника сектора обороны Херсонесского полуострова генерал-майора Новикова П. Г.

Никто не возразил против этой кандидатуры.

Вице-адмирал тем же негромким, как будто у него недоставало сил, голосом сказал: «Добро!», закрыл заседание и вышел с дивизионным комиссаром членом военного совета Черноморского флота H. М. Кулаковым из батареи.

Это было самое короткое заседание военного совета Севастопольского оборонительного района за все время его существования.

…Петров задержался, хотя его уже несколько раз звали, а кто-то даже, взяв аккуратно за локоть, просительно торопил: «Пора! Пора, товарищ командующий!»

Генерал хотел ответить на это, что никакой он теперь не командующий, но смолчал и лишь спросил: «Где же генерал Крылов?» Ему ответили, что генерала Крылова доставят на другой корабль. Он хотел еще спросить, не видел ли кто его сына. Но снова услышал чей-то теперь уже не просительный, а понуждающий голос: «Пора! Пора, товарищ генерал!»

Смятенный, шел он по узкой и душной потерне – подземному ходу батареи, выходившему к прибойной полосе бухты. Когда кончился подземный ход и он оказался под открытым небом, тут наконец глотнул свежего воздуха и слегка опьянел от него. Рядом шел комендант береговой обороны генерал-майор П. А. Моргунов, с которым он много месяцев работал и жил в одной штольне.

Рейдовый буксир доставил их к подводной лодке «Щ-209». Когда генералы переходили с рейдового буксира на подводную лодку, Петров сказал: «Разве мы думали с тобой, Петр Алексеевич, что так кончим оборону Севастополя?»

Моргунов только качнул головой в знак согласия, но ничего не сказал.

Спускаясь в узкое круглое горло лодки и нашаривая ногой ступеньку скобтрапа, командующий дивился, как это моряки ухитрялись через эту дыру грузить в лодку муку, бензин, ящики со снарядами и принимать раненых.

Вслед за И. Е. Петровым и П. А. Моргуновым внутрь лодки спустились члены военного совета армии дивизионный комиссар И. Ф. Чухнов и бригадный комиссар М. Г Кузнецов, а за ними комиссар береговой обороны бригадный комиссар К. С. Вершинин. В течение нескольких минут лодка приняла свыше шестидесяти человек. Тотчас же после приемки людей была дана команда: «Задраить люк!», заработали механизмы, лодка отошла от берега и по команде: «Срочное погружение!» – опустилась на предельную глубину.

…Рассказчик мой, капитан-лейтенант, в разгаре этих событии выполнял особое задание и поэтому о решении командования ничего не знал. Осыпанный пылью, мокрый от пота, умиравший от жажды, он заскочил на Телефонную пристань – узнать, что делать дальше, – на командном пункте флота никого.

Поднялся наверх, в город, навстречу быстрым маршем прошел отряд бойцов и несколько человек, кативших на руках куда-то пушку. Он остановил встречную машину, спросил, куда она идет, ответили – в Камышевую и добавили, что штаб флота перебазировался туда.

Доехал до Карантинной. Тут в грузовичок, на котором он ехал, попал снаряд, и тот приказал долго жить. Дальше капитан-лейтенант пошел пешком, в потоке пешеходов, машин и повозок.

В Камышевой людской поток уперся в воду, дальше ни идти, ни ехать – впереди море.

Красноармейцы, краснофлотцы, гражданское население, раненые. Шум. Гул. Крики. К причалу не пробиться. Походил-походил, да и взял курс на 35-ю батарею. Там капитан-лейтенант пробрался к телефону. У аппарата оказался оперативный работник штаба флота. Капитан-лейтенант доложил о выполнении задания и спросил, как быть дальше.