27 апреля 1933 г. в баденское отделение федерации пришло письмо от руководителя нацистской женской организации в провинции Гертруды Шольц-Клинк, в котором сообщалось о роспуске федерации. Центральное руководство федерации в некотором замешательстве направило запрос министру внутренних дел рейха о юридическом основании такого безапелляционного решения, заверяя его, что баденское отделение не представляло собой никакой угрозы для общественной безопасности. Национальный руководитель Нацистского женского фронта Лидия Готтшевская не задумываясь заявила, что баденское отделение было распущено на основании закона революции и приложила документ для подписи президентом федерации, в котором предлагалось безусловно передать управление федерацией в руки Адольфа Гитлера, исключить всех еврейских членов, поставить на ключевые посты женщин из нацистской партии и присоединиться к Нацистскому женскому фронту до 16 мая. Федерация тщетно пыталась указать Готтшевской, что она поддерживала «националистическую революцию», приветствовала евгенические меры, предлагаемые режимом, и стремилась играть свою роль в Третьем рейхе. 15 мая, столкнувшись с тем, что многие входившие в нее ассоциации уже были переведены в состав тех или иных нацистских институтов, Федерация официально проголосовала за самороспуск, поскольку согласно своему уставу она не могла входить в состав другой организации[903].

III

Нацистская координация немецкого общества не ограничивалась политическими партиями, государственными институтами, местными и региональными органами власти и экономическими группами давления. Ее охват, возможно, лучше всего показывает пример небольшого северогерманского городка Нортхайма, в котором долгое время доминировала коалиция либералов и консерваторов, где также было сильное социал-демократическое движение и гораздо более малочисленный филиал коммунистической партии в оппозиции. Местным нацистам уже удалось удачно организовать муниципальные выборы 12 марта, выступив по «Списку национального единства» и исключив из участия остальные партии. Нацистский лидер в городе, Эрнст Гирман, пообещал покончить с коррупцией социал-демократов и упразднить парламентаризм. Несмотря на это, социал-демократы взяли свое на местных и региональных выборах, а нацистам не удалось выступить лучше, чем в июле 1932 г., хотя они и взяли под свой контроль городской совет. Новый совет собирался на открытых собраниях со штурмовиками в униформах, выстроившимися вдоль стен, эсэсовцами, помогавшими полиции, и под крики «Хайль Гитлер!», расстраивавшие заседания — местная версия спектакля, который сопровождал принятие акта о чрезвычайных полномочиях в рейхстаге. Четырем советникам из социал-демократов запретили входить в состав каких-либо комитетов и не позволяли говорить. Когда они покидали совещание, штурмовики выстраивались так, чтобы суметь плюнуть на них. Вскоре двое из них ушли в отставку, оставшиеся двое ушли в июне.

После ухода последнего социал-демократа городской совет Нортхайма использовался исключительно для оповещения о действиях, предпринимаемых Гирманом, никаких обсуждений не велось, а все члены слушали в абсолютной тишине. К этому времени примерно 45 сотрудников совета, в основном социал-демократы, были уволены из газовой службы, пивоварни, бассейна, отделения медицинского страхования и других местных предприятий по закону о государственной службе от 7 апреля 1933 г. Включая бухгалтеров и администраторов, они составили примерно четверть сотрудников совета. Выжить городского мэра, консерватора, занимавшего этот пост с 1903 г., оказалось сложнее, поскольку тот отвергал любые попытки уговорить его уйти и был при этом весьма агрессивен. В конце концов, когда он уехал в отпуск, нацифицированный городской совет вынес ему вотум недоверия и вместо него объявил мэром города местного лидера нацистов Эрнста Гирмана.

К этому времени лидеры коммунистов в Нортхайме были арестованы вместе с несколькими социал-демократами, а главная региональная газета, которую читали в городе, начала публиковать рассказы не только о концентрационном лагере в Дахау, но и о другом лагере, расположенном гораздо ближе к Нортхайму, в Морингене, где к концу апреля содержалось более 300 заключенных, многие из которых, помимо основного контингента из коммунистов, были из других политических группировок. По крайней мере два десятка эсэсовцев из лагерной охраны были местными жителями с окраин Нортхайма, и многих заключенных отпустили после непродолжительного пребывания в лагере, поэтому о происходивших там событиях горожанам должно было быть хорошо известно. Местная городская газета, ранее либеральных взглядов, теперь часто сообщала об арестах и тюремных заключениях горожан, которым предъявлялись мелкие обвинения, например в распространении слухов и оскорбительных высказываний о национал-социализме. Люди знали, что более серьезное противодействие приведет и к более серьезным репрессиям. С противниками режима также поступали по-другому, активных социал-демократов увольняли с работы, обыскивали их дома или избивали, если они отказывались произносить гитлеровское приветствие. На их домовладельцев оказывали давление, чтобы те отказывали им от квартир. Штурмовики объявили магазину местного руководителя социал-демократической партии бойкот. С этого времени его судьбой стали постоянные мелкие нападки. Та же участь постигла других бывших важных участников местного рабочего движения, даже если те воздерживались от любой политической активности.

Таковы были скрытые, а иногда и явные угрозы, которые таило в себе движение координации в маленьком городке Нортхайм и в тысячах других небольших городах, деревнях и селах. Этот процесс начался в марте и быстро набрал скорость в апреле и мае 1533 г. Как и практически во всех небольших городах, в Нортхайме было много различных общественных объединений, большинство из которых не имело отношения к политике. Местная нацистская партия тем или иным способом взяла их все под свой контроль. Некоторые клубы и общества были закрыты или объединены в более крупные организации, другие были захвачены. Железнодорожные рабочие в Нортхайме, важном центре в национальной сети железных дорог, уже испытывали давление со стороны старших служащих-нацистов на сортировочных станциях, которые принуждали их вступить в нацистскую организацию фабричных ячеек еще до того, как Гитлер стал канцлером, однако нацисты не добились особого прогресса в обработке других рабочих до 4 мая, когда коричневые рубашки захватили отделения профсоюзов и разом их упразднили. К этому времени Гирман настаивал на том, что в исполнительном комитете любого клуба и ассоциации большинство должны составлять нацисты или стальные шлемы. Профессиональные ассоциации были объединены в новообразованный Национал-социалистический союз врачей, Национал-социалистический союз учителей и схожие организации, в которые должны были вступить все люди соответствующих профессий, если они хотели сохранить работу. Популярный и хорошо финансировавшийся местный потребительский кооператив попал под контроль нацистов, однако оказался слишком важным для местной экономики, чтобы его закрывать, несмотря на то что раньше нацисты нападали на него как на «красную» организацию, которая подрывала деятельность независимых местных компаний. Общества инвалидов войны были объединены в Национал-социалистическую ассоциацию жертв войны, а бойскауты и Орден немецкой молодежи — в Гитлерюгенд.