Не подлежит сомнению, что эта линия была перейдена еще до 1/14 мая, т.е. самим Гучковым. Но нужно при этом учесть, что Гучков, как военный министр Временного правительства князя Львова, с первых же дней, по существу, никакой власти не имел. Он мог только лавировать между требованиями Совета рабочих и солдатских депутатов и тайно «саботировать» те действия, которые явно вели к развалу армии. Вот как сам Гучков объясняет свою деятельность в письме к генералу Корнилову, написанном в июне 1917 г., т.е. вскоре после своего ухода: «Удержать армию от полного развала под влиянием того напора, который шел от социалистов, в частности, из их цитадели — Совета рабочих и солдатских депутатов, — выиграть время, дать рассосаться болезненному процессу, помочь окрепнуть здоровым элементам — такова была моя задача».

Военным министром вместо Гучкова стал Керенский. Первые же его шаги на новом поприще ознаменовались рядом мер чисто демагогического свойства (объявление по армии «Декларации прав солдата»).

22 мая/4 июня по настоянию Керенского Временное правительство удалило с должности Верховного главнокомандующего генерала Алексеева, заменив его генералом Брусиловым.

Главный удар на Русском театре в летнюю кампанию должен был наноситься армиями Юго-западного фронта на Львовском направлении. Северный, Западный и Румынский фронты должны были вести лишь вспомогательные удары.

18 июня/1 июля две центральные армии Юго-западного фронта — XI и VII перешли в наступление.

Разработка штабами этого наступления была произведена образцово. Для подготовки атаки были сосредоточены еще небывалые в Русской армии артиллерийские и технические средства. Артиллерия буквально смела с лица земли все укрепления противника. Только тогда двинулась наша пехота вперед, причем самое наступление в сфере неприятельского огня велось главным образом отборными частями. Остальная пехота следовала неохотно, причем были случаи, когда полки, подойдя к бывшим позициям противника, возвращались назад под предлогом, что наша артиллерия так разрушила неприятельские окопы, что ночевать негде. Но все-таки благодаря мощной артиллерийской подготовке и самоотверженной работе отборных частей в течение первых двух дней наступления участки позиций противника были нами захвачены. В дальнейшем XI и VII армии топчутся на месте, так как пехота явно не хочет наступать. «Считаю своим долгом донести, — пишет командующий XI армией, — что, несмотря на победу 18 и 19 июня (1 и 2 июля), которая должна была укрепить дух частей и наступательный порыв, этого в большинстве полков не замечается и в некоторых частях господствует определенное убеждение, что они свое дело сделали и вести непрерывно дальнейшее наступление не должны». Тем временем 23 июня/6 июля в дело вступила VIII армия, находившаяся на левом фланге Юго-западного фронта. Командующий этой армией генерал Корнилов сосредоточил для производства прорыва все свои отборные части. Здесь повторилась та же картина. Сразу наша атака имеет успех. Последний принимает даже сначала большие размеры, так как против нашей VIII армии находились австро-венгерские дивизии слабой боеспособности. В первый же день атаки нами захватывается 7000 пленных и 48 орудий, и прорвавшиеся войска проникают глубоко в расположение противника. Но по мере продвижения вперед отборные части тают от потерь, а сзади идущая прочая пехота приходит в такой беспорядок, что самый небольшой нажим неприятеля заставляет всю VIII армию в величайшем беспорядке отхлынуть назад.

К 1–2 июля (14–15 июля) наше наступление на Юго-западном фронте замерло окончательно. Потери всех трех армий за время операции выражались цифрами 1222 офицера и 37 500 солдат. По сравнению с потерями, которые выдерживала Русская армия до революции, эти цифры невелики. Но дело в том, что эти потери должны быть отнесены всецело на долю отборных частей и тех немногочисленных полков пехоты, которые устояли еще от заразы разложения. В этом случае приведенные выше цифры велики, ибо они означают почти полное уничтожение всех элементов долга и порядка, посредством которых командный состав мог еще кое-как поддерживать в армии хотя бы небольшой порядок.

С выбытием этих элементов XI, VII и VIII армии превратились в совершенно неустойчивые толпы, Готовые бежать от первого же нажима неприятеля.

Такой нажим был произведен немцами 6/19 июля подведенными к ним дивизиями. Этот нажим был произведен на левый фланг нашей XI армии, где в это время стояло 7 корпусов (5 на фронте и 2 в резерве), т.е. 20 дивизий. Несмотря на наше превосходство в силах, части XI армии начали самовольно отходить назад.

Войсковые части, получавшие боевые приказы, обсуждали их на митингах, в комитетах, упускали время, а еще чаще просто отказывались выполнять их. Началось неудержимое паническое отступление всей XI армии. До какой степени эта армия утратила свою боеспособность, свидетельствует следующий факт. 9/22 июля отступающая XI армия находилась на р. Серет. Атака трех немецких рот обратила в бегство 126-ю и 2-ю финляндскую стрелковые дивизии. Противника сдерживали кавалерия, а также пехотные офицеры с оставшимися при них унтер-офицерами и одиночными солдатами. Вся остальная пехота бежала, заполняя своими дезертирующими толпами все дороги. Каково было число этих дезертиров, свидетельствует то, что один ударный батальон, прибывший в тыл XI армии, задержал за одну ночь в окрестностях местечка Волочиск 12 000 дезертиров. Эти бегущие толпы дезертиров, предводимые большевиками, производили по пути величайшие зверства. Они убивали попадавшихся офицеров, грабили местных жителей, насиловали женщин и детей под большевистский крик: «Режь буржуя!»

В этот день (9/22 июля) комитеты и комиссары XI армии телеграфировали Временному правительству: «Начавшееся 6 июля немецкое наступление на фронте XI армии разрастается в неизмеримое бедствие, угрожающее, быть может, гибелью революционной России. В настроении частей, двинутых недавно вперед героическими усилиями меньшинства, определился резкий и гибельный перелом. Наступательный порыв быстро исчерпался. Большинство частей находится в состоянии все возрастающего разложения. О власти и повиновении нет уже и речи, уговоры и убеждения потеряли силу — на них отвечают угрозами, а иногда и расстрелом… На протяжении сотни верст в тыл тянутся вереницы беглецов с ружьями и без них — здоровых, бодрых, чувствующих себя совершенно безнаказанными. Положение требует самых серьезных мер… Сегодня главнокомандующим с согласия комиссаров и комитетов отдан приказ о стрельбе по бегущим. Пусть вся страна узнает правду… содрогнется и найдет в себе решимость обрушиться на всех, кто малодушием губит и предает Россию и революцию».

Наступательные попытки на Северном фронте окончились в самом же своем зачатке. Они имели место 8–10 (21–23) июля. «Только две дивизии из шести, — доносит в Ставку Штаб Северного фронта, — были способны для операции. Из остальных же дивизий: 36-я дивизия, взявшая две линии неприятельских окопов и шедшая на третью, повернула назад под влиянием окриков сзади; 182-я дивизия загонялась на плацдармы силой оружия; когда же противник открыл по частям дивизии артиллерийский огонь, то они открыли беспорядочный огонь по своим. Из 120-й дивизии в атаку пошел только один батальон. Нейшлотский полк (22-й дивизии) не только не хотел сам наступать, но препятствовал и другим, арестовывая походные кухни частей боевой линии».