* «Если четкие инструкции должны быть выпущены для каждой грунны товаров и каждой производственной единицы, да еще нри отсутствии многоуровневого нланирования, то на центр взваливается неносильная нагрузка» (Dyker, 1985. Р- 9)-

408

•'Золотая эпоха*

Одпако эта история успеха пе включала сельское хозяйство и тех, кто жил плодами его труда, поскольку индустриализация осуществлялась за счет эксплуатации крестьянства. Очепь пемпогое можпо сказать в пользу советской аграрной политики и отношения к крестьянству, за исключением, возможно, того, что крестьяне были пе едипствепп^хми, исп^хтавшими па себе тяжесть «первоначального социалистического пакоплепия» (по в^хражепию одного из последователей Троцкого) *. На рабочих также легла часть тягот по созданию ресурсов для будущего общества. Крестьянство, составлявшее большинство населения, являлось пе только низшим по статусу в политическом и юридическом отношениях, по крайней мере до принятия Конституции 1936 года (па практике пе действовавшей), пе только облагалось более высокими налогами. Основная сельскохозяйственная политика, заменившая НЭП, а имеппо принудительная коллективизация, б^1ла чудовищно жестокой. Ее пемедлепп^хм следствием стало снижение объема зерпа и уменьшение поголовья домашнего скота почти в два раза, что вызвало страшп^хй голод 1932—1933 годов. Коллективизация привела к спаду и так пизкой производительности российского сельского хозяйства, которое смогло достичь уровня НЭПа лишь к 1940 году, а с учетом бедствий Второй мировой войп^1— лишь к 1950 году (Гита, 1965,р. Ю2~). Сплошная механизация, посредством которой пахтались компенсировать этот спад, оказалась тогда (впрочем, как и впоследствии) совершенно неэффективной. После сулившего надежды послевоенного периода (когда советское сельское хозяйство даже поставляло па экспорт небольшие излишки зерпа, хотя мысль о том, что СССР может стать самым крупным экспортером зерпа, каким б^1ла царская Россия, пикому пе приходила в голову) советское сельское хозяйство перестало справляться с обеспечением продуктами питания собственного населения. Начиная с 19?о-х годов СССР иногда закупал па мировом рыпке до четверти необходимого ему зерпа. Даже после небольшого послабления в системе коллективного хозяйства, разрешившего крестьянам производить зерпо па продажу па небольших приусадебп^хх участках, в 1938 году составлявших около 4% сельскохозяйствепп^хх площадей, па долю советского потребителя пе приходилось почти ничего, кроме небольшого количества черпого хлеба. Одпим словом, СССР цепой огромп^1х усилий сменил малопроизводительное фермерское хозяйствование па низкоэффективное коллективное сельское хозяйство.

Как часто бывает, такое положение гораздо нагляднее, чем программа большевиков, отражало социальп^1е и политические условия в Советской России. Кооперация и коллективизация в сочетании с частп^1м сектором в

* Согласно Марксу, «первоначальные наконления» нутем экснронриации и грабежа были необходимы для того, чтобы дать возможность капитализму приобрести исходный капитал, который затем в свою очередь стал источником наконления. Реальный социализм

сельском хозяйстве (или даже без него, как в израильских киббуцах, где в гораздо большей степени соблюдались коммунистические принцип^!, чем в советских колхозах и совхозах) вполне могли быть успешны, в то время как чисто фермерское хозяйство зачастую гораздо успешнее извлекало субсидии у правительства, чем приб^хль из земли*. В СССР аграрная политика потерпела явное поражение, однако ее методы зачастую копировались, по крайней мере вначале, новыми социалистическими режимами. Другим аспектом советского развития, в пользу которого также можно сказать очень мало, б^1ла невероятно раздутая бюрократия, порожденная командн^хм стилем руководства, с которой не мог справиться даже Сталин. Выдвигались серьезн^хе предположения, что «большой террор» конца 1930-х годов б^1л вызван отчаянн^хми усилиями Сталина «преодолеть бюрократическую неразбериху, искусно уклонявшуюся от попыток государственного контроля» (Lewin, 1991, р. 17), или хотя бы помешать ей взять власть в свои косные руки, что в конечном счете и произошло в эпоху Брежнева. Все старания сделать работу чиновников более гибкой и эффективной лишь увеличивали их количество и зависимость от них. В конце 193о-х годов бюрократический аппарат умножился в два с половиной раза, по темпам роста обогнав рост числа остальн^хх трудящихся. Перед войной на двух производственн^1х рабочих приходилось более одного чиновника (Lewin, 199*) · При Сталине верхушку руководящих кадров составляли, как было сказано, «наиболее могущественн^хе рабы, каждый из которых все время ходил по лезвию ножа. Их власть и привилегии омрачались постоянн^хм memento mori». После окончания сталинской эпохи или, скорее, после хрущевского правления (Никита Хрущев б^1л свергнут в 1964 году) ничего больше не препятствовало стагнации системы.

Третьим изъяном этой системы, который в конце концов и погубил ее, являлась ее негибкость. Она б^1ла приспособлена к постоянному росту выпуска продукции, характер и качество которсй определялись заранее, однако при этом не имела механизмов для изменения ни количества (кроме увеличения), ни качества продукции, а также не была приспособлена к модернизации. Наоборот, эта система не знала, что делать с изобретениями, и не использовала их в гражданской экономике, так сильно отличающейся от военно-промышленн^1х комплексов **. Что касается потребителей, то они не * Так, в первой ноловиие igSo-x годов Венгрия, где сельское хозяйство было в основном коллективным, экспортировала больше сельскохозяйственной продукции, чем Франция (с сельскохозяйственных площадей, в четыре раза меиьших), и в два раза больше (но объему), чем Польша, где сельскохозяйственные площади были в три раза больше, чем в Венгрии. Польское сельское хозяйство, как и французское, ие было коллективным (РАО Production, 1986, РАО Trade, vol. 40,1986).

** «Не более греги всех изобретений находят нримеиеиие в экономике, одиако даже в этих случаях их раснростраиеиие невелико» (Vernikov, 1989, р. 7) · Даииые относятся к гд86 году.