За чаем троица собралась вокруг маленького обеденного стола. Одинцов поделился соображениями насчёт Арцишева с генералом и обрисовал диспозицию. Им позволили бежать, зная, что бежать некуда. Сгинуть из города, лечь на дно, раствориться в огромной стране – это не выход: жизнь в постоянном страхе, без документов – перспектива незавидная.

Спасти троицу может только найденный Ковчег. Книжник, светлая ему память, считал, что разгадка тайны у них в руках. Псурцев знает об этом, и на какое-то время оставит их в покое. Даст возможность собраться с мыслями, исправить ошибки, о которых говорил старый учёный, и понять, куда же всё-таки девалась реликвия.

– Генерал ждёт, пока мы сами к нему придём, – подвёл итог Одинцов. – Значит, будем решать, как найти Ковчег и остаться в живых. А пока давайте мозгами похрустим.

– Я бы сейчас чем-нибудь другим похрустел, – признался Мунин. – У меня от чая аппетит просыпается. И от нервов.

– Мы не ели с утра, – поддержала историка Ева. – Сейчас вечер. Мозг надо кормить.

– Ой, какие мы нежные, – проворчал Одинцов, но вовремя спохватился. – Да, пролетели мы с обедом… Ладно. Я в магазин, здесь два шага через дорогу. Сидите тихо, дверь никому не открывайте.

Он встал и надел куртку.

– Si vis pacem, para bellum, – сказал Мунин.

– Какой парабеллум? – не понял Одинцов.

– Хочешь мира – готовься к войне, – перевела Ева. – Это латинский.

– Пистолет один оставьте, – потребовал историк. – У вас два, я видел.

Одинцов снова сел и в упор посмотрел на него.

– Пистолет, говоришь… А тебе зачем?

– Затем же, зачем и вам.

– Не-ет, – Одинцов покачал головой. – Знаешь, чем отличается настоящий воин от придурка со стволом? Тем, что придурок рвётся убивать, а воин готов умереть. Чувствуешь разницу? К смерти готов?

Историк насупился и молчал.

– Правильно, – сказал Одинцов, поднимаясь. – Потому что жить надо.

Он молниеносно выдернул из рукава японский нож Книжника и положил на стол перед Муниным.

– Держи. Если совсем припрёт, сделаешь сэппуку, – Одинцов задвигал руками, как будто по-самурайски вспарывал себе живот. – Втыкаешь сюда, потом вот так и вот так… А пока пригодится колбасу резать.

Из магазина Одинцов принёс два больших пакета, полных всякой вкусной всячины. Пачка денег от Сергеича не стала тоньше за то время, пока троицу финансировал Вейнтрауб, так что можно было кутить.

Резать колбасу Мунину не пришлось. Ева отогнала от стола мужчин, глотавших слюнки, со знанием дела сервировала ужин и отступила в сторону, разрешив садиться.

– Красота! – Одинцов хлопнул Мунина по спине. – Скажи, наука?

– Умереть – не встать, – подтвердил историк. – Можно, я уже начну?

Оголодавшая троица налегла на еду; к разговору вернулись только после того, как смели подчистую всё, что приготовила Ева.

Папку Urbi et Orbi впопыхах забыли у Книжника. Материалы, собранные троицей за время работы, достались академикам и Вейнтраубу, но не было проблемы в том, чтобы по памяти восстановить все детали. Сытый повеселевший Мунин охотно давал справку за справкой. Одинцов с Евой тоже на память не жаловались и не впустую провели эти две недели. В прикроватной тумбочке нашёлся карандаш. На обороте плаката с правилами для постояльцев появился список замечаний, которые сделал Книжник. Рядом – в столбик, пункт за пунктом, вырос перечень упущений, которые обнаружили в своих логических построениях сами компаньоны.

Однако даже самую безупречную логику в конце концов рушило то, что в России оказались три Ковчега. Первый прямиком из Иерусалима доставил Андрей Первозванный две тысячи лет назад. Второй после многовекового путешествия по Западной Европе попал к императору Павлу от госпитальеров. А третий Ковчег, захваченный в Эфиопии, привезли Варакса с Одинцовым.

И всё, тупик.

Разговор сам собой угас, троица погрузилась в раздумья. Ева привычно сидела на кровати по-турецки, сунув под спину подушку. Она маленькими глотками отпивала из бутылки минеральную воду и смотрела в стену. Мунин хмурился и шевелил губами, перечитывая записи на обороте плаката.

Одинцов сел к столу напротив историка, расстелил вафельное полотенце и выложил на него пистолеты. Оружие любит, чтобы за ним ухаживали. А после стрельбы его тем более полагается разбирать и чистить.

Молчание нарушила Ева.

– Ковчегов не может быть три, – решительно заявила она. – Ковчег один. Если мы думаем, что три, это не случайно. С Ковчегом ничего не бывает случайно. Он весь не случайный. Всё имеет смысл.

Мунин оторвался от записей.

– Вы о чём?

– Если Ковчег, который привезли они, – Ева указала на Одинцова, – был не настоящий, ничего не должно случиться. Значит, наш Ковчег – настоящий.

Она соскользнула с кровати и пересела к столу.

– Всевышний сказал Мозесу, как надо строить Ковчег. Потом сказал Дэвиду, как надо строить Храм. Их размеры не случайные. Они стояли не случайно. Может быть только так, и не иначе.

Ева, нажимая на карандаш, стала набрасывать чертёжик прямо поверх блёклых записей историка на плакате. Большой прямоугольник обозначал стену Храма, вытянутую с востока на запад, – Ева обозначила стрелочками стороны света. Внутри прямоугольник поменьше обозначал сам Храм, а квадрат в нём, ближе к верхней кромке, – Святая Святых. В квадрате Ева расположила маленький прямоугольник Ковчега Завета, сориентированный с юга на север, – и пририсовала к его длинной стороне две схематичные фигурки-колбаски, пояснив:

– Я плохо рисую. Это cherubim… херувимы на крышке Ковчега. Всевышний общался с людьми вот отсюда, – Ева потыкала карандашом между фигурками. – В ордене считают, это чтобы показать, как человеку надо подняться от земли, чтобы стать ближе к Всевышнему. Разный уровень. С востока на запад – значит духовное развитие. С юга на север – значит коллективное сознание. А может быть, это пророчество, которое раньше никто не понимал. Ковчег поедет с юга на север…

– Варакса спрятал Ковчег, – продолжала Ева. – Он много лет про него читал и много знал. Он не мог поставить его как попало.

– Хорошо, наш Ковчег настоящий, а искать-то его где? – спросил Мунин. – И что делать с двумя другими?

– Я не знаю, – Ева пожала плечами и положила карандаш. – Просто мысли вслух.

– Слушайте-ка… – сказал Одинцов.

Он закончил чистить первый пистолет – и сидел, разглядывая детали второго на перепачканном полотенце.

– Я что подумал, – в голосе Одинцова звучало сомнение. – Может, конечно, это глупости… А если действительно не было трёх Ковчегов? Был один, как положено. Только его разобрали, чтобы по частям к месту сборки доставить. И постепенно к нам сюда привезли. Ящик отдельно, скрижали отдельно, как раз три штуки, всё сходится.