– Я был в этом уверен.

– Обсудим детали?

Дэвид вновь засмеялся негромко.

– Какая-то плата причитается мне за то, что происходило... еще до прошлой ночи. Но это – лишь половина того, на что я рассчитываю. Надеюсь, вы не станете скупиться, расплачиваясь со мной, – само собой, в Швейцарии. Вторую же половину вознаграждения должен получить в Соединенных Штатах. В виде голов ваших исключительно щедрых клиентов, – сказал Сполдинг и тут же добавил, уже резким тоном: – Мне нужны их имена.

– Не понимаю...

– В таком случае подумайте получше. Впрочем, я помогу вам. Мне нужны имена людей, стоящих за операцией. Американцев. И больше ничьи. Бухгалтер же или бригадный генерал, не знающий толком, что делать, в данный момент меня не интересуют. Так что, будьте добры, назовите их... Если же вы откажетесь выполнить мою просьбу, сделка не состоится. И никакие шифровки никуда не пойдут.

– Как мне представляется, человек из Лиссабона потерял чувство меры, – произнес Райнеман – на этот раз с уважительной ноткой в голосе. – Вижу, что вы... как говорят у вас в Штатах... парень без предрассудков.

– Я имел возможность лично наблюдать, как вершат свои дела нынешние хозяева жизни. И довольно много думал об этом. А почему бы и нет?

Райнеман, судя по всему, не слушал Дэвида. Когда же финансист заговорил, то по интонациям его голоса было заметно, что он сомневается в искренности слов своего собеседника.

– Если вы и в самом деле пришли к тому, что главной целью вашей жизни должно стать... как бы это получше выразиться?.. достижение личного материального благополучия, то почему в таком случае совершаете поступки, подобные тому, что имел место прошлой ночью? Ущерб, причиненный вами, должен заметить, не является чем-то невосполнимым, и поэтому меня интересует только одно: зачем вы сделали это?

– Ответ очень прост: тогда я еще не думал о личном благополучии... Мысли мои прошлой ночью были весьма далеки от таких вещей.

«Бог свидетель, я не лгу», – подумал Дэвид.

– Ясно. Кажется, я понимаю вас, – сказал финансист. – Метаморфоза, обычная для человека, оказавшегося в вашем положении...

– Мне нужны остальные чертежи, – перебил его Сполдинг. – Вы же хотите, чтобы я отправил в Вашингтон долгожданные шифровки. Если мы будем и впредь действовать строго по плану, то в нашем распоряжении остается тридцать шесть часов, – плюс-минус два-три часа не в счет. Я позвоню вам в шесть. Будьте готовы покинуть свою резиденцию.

Дэвид, повесив трубку, вздохнул полной грудью и только тогда заметил, что весь вспотел, хотя в доме с холодными глинобитными стенами было прохладно. Легкий ветерок с зеленых лугов дул в окна, развевая занавески. Он взглянул на Леона, сидевшего в плетеном кресле с высокой прямой спинкой.

– Ну как я? – спросил Дэвид.

Физик сглотнул слюну и заговорил:

– Ваши слова... звучали... весьма... убедительно... Однако... дались они вам... совсем не легко... Об этом можно судить... и по капелькам пота на вашем лице... и по выражению... ваших глаз. – Леон улыбнулся и, тут же вновь став серьезным, спросил: – Есть ли... у нас... хоть какой-то шанс... получить... остальные чертежи?

Сполдинг, слушая Эжена, подумал, то ли он уже начал привыкать к затрудненной речи ученого, то ли у того наметился в этом отношении определенный прогресс. Когда же Леон кончил говорить, он зажег сигарету, затянулся, посмотрел на плавно колышущиеся занавески и только затем повернулся к физику.

– Мне хотелось бы, доктор, чтобы мы лучше понимали друг друга. Я не собираюсь считать виной всему проклятые чертежи, хотя, возможно, и мог бы сделать это. Но если ради того, чтобы заполучить остающуюся документацию, мы рискуем тем, что траулер встретится с субмариной, я отказываюсь от дополнительной партии. Насколько я представляю себе, у нас и так три четверти полного комплекта чертежей, что уже само по себе немало... И сейчас я думаю лишь о том, кто именно заправляет операцией... Улики я раздобыл, теперь же мне нужны имена главных действующих лиц.

– Вы жаждете возмездия, – произнес мягко Леон.

– Да!.. Как Бог свят!.. Хочу покарать виновных! – Дэвид смял сигарету, так и не выкурив ее, подошел к открытому окну и взглянул на расстилавшиеся по ту сторону ограды луга. – Прошу прощения, я не собирался разговаривать с вами в подобном тоне. Хотя, возможно, и должен был бы. Вы слышали Фельда, вы видели, что я принес из Очо-Кале. Вы знаете все об этом мерзком... непристойном деле.

– Прежде всего, я знаю, что... пилоты, которые ведут эти далекие от совершенства самолеты... ни в чем не виноваты... Я знаю, я убежден, что... Германия во что бы то ни стало должна быть разбита.

– Замолчите, ради Бога! – прорычал Дэвид, отходя от окна. – Вы же видели все! И должны были бы понять, что творится вокруг!

– Вы вот утверждаете, будто... между нами и ими... нет никакой разницы, не так ли?.. У меня... другое Мнение... И я не думаю, что вы сами... верите в то, что говорите.

– Я и сам уже не знаю, верю ли вообще хоть во что-то!.. Впрочем, нет, это-то я знаю. Знаю, что то, против чего я выступаю, не позволяет мне верить во что бы то ни было... И еще я знаю, что мне нужно выяснить имена тех людей.

– Имена вы узнаете... Главное же в другом, в вещах... морального порядка... Думаю, вопросы, которые... возникли у вас, будут терзать вас... еще долгие годы. – От волнения Леону становилось все труднее выговаривать слова. – Что же касается меня, то... я считаю, что Ашер Фельд в любом случае, что бы там... ни происходило, абсолютно прав... В сложившейся обстановке недопустимо пытаться уладить все мирным путем... Войну необходимо довести до победного конца.

Леон замолчал и потер горло. Дэвид направился к столу, где у Эжена стоял кувшин с водой, наполнил стакан и, подойдя к изможденному физику, подал ему. И когда тот кивнул в знак благодарности, Сполдинг подумал вдруг, что все это выглядит довольно странно... Этот больной человек, ставший, по сути, отшельником, меньше, чем кто-либо еще, выигрывает от победоносного завершения войны. И для него лично не имеет значения и то, сколь долго еще продлится она. Тем не менее его за живое задело упоминание об Ашере Фельде. По-видимому, перенеся в своей жизни немало страдании, он отдавал предпочтение наипростейшим, прямым путям решения проблемы, в то время как у него, Дэвида, преисполненного чувства гнева, был несколько иной подход к таким делам.

Итак, на сцену снова выходит этот Ашер Фельд. Сейчас он – в отеле «Альвеар».

– Послушайте, – сказал Сполдинг. – Если у нас и впрямь имеется шанс раздобыть недостающие чертежи, – а я не исключаю такого, – то мы непременно воспользуемся им. Правда, дело это весьма опасное... Не для нас, а для вашего друга Ашера Фельда. Сейчас я не знаю, как там все сложится, и поэтому ничего не могу обещать... Главное, что волнует меня в данный момент, – это как раздобыть имена... Поверьте, я не забываю о наших с вами общих делах. Но, пока мне не удастся узнать имен, Райнеман должен думать, будто я так же стремлюсь заполучить чертежи, как он – алмазы... В общем, посмотрим, что будет и как.