Только когда мы отрешимся от всех указанных недоразумений и заблуждений, которые долго господствовали в науке по отношению к гуннам, только тогда для нас сделаются совершенно понятными и ясными многие места средневековых писателей, где гунны очевидно сближаются или прямо отождествляются с славянами. Приведу примеры: армянский историк V века Моисей Хоренский, сообщая о вторжении болгар с Северного Кавказа в Армению, прибавляет, что местность, в которой они поселились, получила название Вананд, т. е. земля Вендов. А слово Венды, сколько известно, служит древнейшим названием славян вообще или значительной их части. Из византийских писателей Прокопий по нравам и обычаям сближает гуннов с Склавинами и Антами; Кедрен прямо говорит "Гунны или Склавины". Из западных или латинских летописцев Беда Достопочтенный называет гуннами западных славян. Саксон Грамматик говорит о войне датчан с гуннским царем; причем под гуннами разумеет часть балтийских славян. Эдда древнейшая или Семундова упоминает гуннских богатырей, в том числе Ярислейфа, т. е. Ярослава, и вообще под гуннами разумеет славян. Вилькинга Сага город славянского племени Велетов называет столицею гуннов. Значительная часть древней России названа страною гуннов у Иорнанда (Гунивар)[196], Гельмольда (Гунигард) и Саксона (Куногардия). Весьма любопытно следующее известие Гельмольда: Saxonum voce Slavi canes vocantur, т. е. на языке саксов славяне называются собаками. Тут очевидное сближение названия Гун с немецким словом Hund. Пользуясь этим созвучием, саксы обратили именование славян гуннами в бранное слово или наоборот. Для нас важно в этом месте Гельмольда то, что речь идет не об отдельном каком-либо летописце, а вообще у саксов славяне назывались гуннами. Наконец Шафарик из одного немецкого сочинения 30-х годов приводит такое сообщение: В Швейцарии, в Валиском кантоне, потомков, поселившихся там когда-то славян, немцы до сих пор называют гуннами. (Слав. Древ. I т. 2 кн. 97.) Точно так же по замечанию латинских переводчиков и комментаторов Эдды Семунда до сих пор (т. е. до их времени) в Северной Германии народ называет гуннами древних ее обитателей и их погребальные холмы именует гуннскими ложами или логовищами Hunenbette (ibid. 96). Все подобные факты доселе объяснялись помощию разных предположений и измышлений, напр., близким соседством гуннов и славян, подчинением славян гуннам, или просто недоразумениями и т. п. Но подобные голословные мнения, повторяю, должны наконец уступить место более тщательному критическому анализу источников.

Еще большему разъяснению вопроса о гуннах могут помочь раскопки их могильников. Но тут также является опять вопрос: где же искать этих могильников и как отличить гуннские курганы от других народов? Я полагаю, главная трудность в том и заключается, что нет данных для отличия гуннских могил от славянских, и если бы гунны были особый от них народ, то, вероятно, давно бы и могильники их обратили на себя внимание своими отличиями. Я только что упомянул о гуннских ложах или могильниках в Северной Германии. Любопытно было бы узнать, сохранились ли до наших дней предания о них у местных жителей? Далее, я укажу на Болгарию, как место оседлости коренного гуннского племени. Древнейшие болгарские могилы в то же время могилы гуннские; любопытно было бы подвергнуть их исследованию. Наконец в России, не говоря о раскопках, производимых на юге на Кубани, около Керчи и около Нижнего Днепра, где несомненно жили Гунны и где, однако, не найдено их особых могил, укажу на раскопки Д. Я. Самоквасова в древней Черниговской и Переяславской области, т. е. в земле Северян. Этих Северян мы имеем полную возможность отождествлять с одним из значительных гуннских племен (савирами), которые из более южных областей постепенно подвинулись к среднему Днепру[197]. Но, как известно, раскопки, произведенные в Северщине, пока не открыли нам никакого особого народа, отличного от славян и похожего на чудь или монголов.

Насколько удачна предложенная мною новая постановка вопроса о гуннах, пусть судят другие. Во всяком случае я остаюсь при полном убеждении, что истина рано или поздно восторжествует в науке и что всякий исторический народ займет в истории должное ему мес-то, т. е. получит ни более, ни менее того, сколько ему следует.

Желая проверить свой пересмотр вопроса о гуннах посредством диспута, т. е. вызвать возражения и обсуждение этого вопроса в среде московских ученых, я сделал из него реферат, который сообщил 23 декабря в публичном заседании Этнографического отдела Московского Общества Любителей естествознания, антропологии и этнографии. (Этот реферат обнимал собою оба напечатанные выше рассуждения о гуннах.) Во время реферата я указал на керченские фрески, открытые в 1872 году, с изображениями сарматских типов, которые, не походя на западные и южные европейские народы, однако, не могут быть отнесены к урало-алтайским племенам. Копии с этих фресок были заранее развешаны в аудитории на стене.

Содержание своего реферата я потом сгруппировал в следующих восьми положениях:

1. Представление о гуннах как о народе монгольском и вообще туранском возникло в европейской историографии главным образом на основании того описания их наружности, которое находится в сочинениях Аммиана Марцеллина и Иорнанда. Но эти описания страдают явными преувеличениями; а Иорнанд крайне пристрастно относится к гуннам. Притом в самом их описании нет прямых указаний на чисто монгольские черты, как узкие, косые глаза, выдающиеся скулы и острый подбородок.

2. Важные свидетельства для данного вопроса находим у поэтов-панегиристов V века, Клавдиана и особенно Сидония Аполинария. Эти свидетельства прямо указывают на то, что гунны делали нарезы на лице, стягивали у младенцев голову и даже нос ради шлема. Следовательно, безобразие их было не прирожденное, а искусственное, ради военных целей и ради устрашения неприятелей. На это искусственное уродство намекают также Аммиан и Иорнанд, говоря о нарезах на щеках младенцев. Аналогию с этим явлением представляют обычаи у разных других народов. Таким образом описание гуннской наружности не дает серьезного основания для туранской теории; тем более, что Сидоний, вопреки Иорнанду, положительно говорит об их прекрасном сложении, среднем, и даже более чем среднем росте.

3. Византийский писатель V века Приск есть самый добросовестный и самый драгоценный источник для гуннов; ибо он был у них в числе послов и довольно подробно их описывает, не касаясь, впрочем, их наружности. Все черты быта и нравов, приводимые им, нисколько не указывают на туранство гуннов и много говорят в пользу их славянства.