Более скромные темпы старения в предыдущие десятилетия не оказали значительного влияния на неравенство, но это, скорее всего, изменится. В принципе, предполагается, что сокращение отношения численности пенсионеров к численности работающих повышает неравенство, как и сопутствующее увеличение доли домохозяйств с одним человеком. Частные пенсии, важность которых, вероятно, будет повышаться, как правило, поддерживают или повышают неравенство. Одно исследование предсказывает гораздо более высокий уровень неравенства в Германии 2060 года в результате старения. В Японии, где жителей иностранного происхождения намного меньше, чем в странах Европейского союза или США, а коэффициент демографической зависимости уже достиг 0,4, растущее неравенство в большой степени объясняют старением населения. И это очень важный вывод, поскольку – как и в Южной Корее или на Тайване – строгая иммиграционная политика прежде помогала поддерживать относительно эгалитарное распределение дохода до налогов и выплат[565].

Все эти прогнозы предполагают значительный объем продолжающейся иммиграции: без этого демографического фактора европейский коэффициент демографической зависимости к 2050 году достиг бы 0,6. Многомиллионный приток новых резидентов таким образом сгладит долгосрочные последствия «векового» процесса старения. В то же время иммиграция сама по себе может непредсказуемым образом повлиять на перераспределительную политику. Известный демограф Дэвид Коулман в своем основополагающем исследовании того, что он называет «третьим демографическим переходом», утверждает, что даже по консервативным расчетам, принимающим во внимание степень иммиграции и рождаемость среди мигрантов, к 2050 году доля национального населения иностранного происхождения (концепция, которая в разных странах определяется по-разному) достигнет от четверти до трети в шести из семи обозреваемых им стран: Австрии, Англии с Уэльсом, Германии, Нидерландах, Норвегии и Швеции. Эти страны охватывают примерно половину населения Западной Европы, и подобные изменения произойдут во многих других странах. Более того, среди населения этой категории будет гораздо больше детей школьного возраста и молодых рабочих – в некоторых случаях до половины национальных показателей. На долю неевропейских иммигрантов уже сейчас, по разным оценкам, приходится до одной шестой населения Германии и Дании. Поскольку нет очевидных причин предполагать, что эта тенденция к середине столетия снизится, к 2100 году Нидерланды и Швеция могут превратиться в страны с большинством населения иностранного происхождения[566].

Демографическое замещение такого размаха не только не имеет прецедентов в этой части истории с момента возникновения сельского хозяйства, но и может повлиять на неравенство непредсказуемым образом. С экономической точки зрения многое зависит от успешной интеграции иммигрантов. Их уровень образования в ряде стран в настоящее время ниже и будет ниже уровня резидентов европейского происхождения, особенно среди женщин. Сохранение или ухудшение этих проблем может привести к увеличению неравенства в рассматриваемых обществах. Более того, рост общин иммигрантов первого поколения или иностранного происхождения потенциально способен повлиять на отношение к социальной политике и распределительным расходам и на саму социальную политику. Альберто Алесина и Эдвард Глэйзер утверждают, что социальная политика коррелирует с этнической гомогенностью, что помогает объяснить, почему модель государства социального благосостояния в Соединенных Штатах была воплощена в жизнь слабее, чем в европейских странах. Они ожидают, что растущая иммиграция исчерпает щедрость европейских государств социального благосостояния и что распределительную политику могут ослабить растущие антииммигрантские настроения – «в конечном итоге подтолкнуть континент до американских уровней перераспределения». По крайней мере до настоящего момента реальное развитие не подтверждает это предсказание. Недавнее солидное исследование не обнаружило доказательств того, что иммиграция уменьшает общественную поддержку социальной политики[567].

Но более конкретные наблюдения говорят о том, что повод для беспокойства есть. Увеличение гетерогенности и иммиграции по факту ассоциируется с уменьшением охвата социальной политики, а также с повышением уровней бедности и неравенства. В европейских странах ОЭСР этническое разнообразие, возможно, лишь в слабой степени коррелирует с уровнями государственных расходов, но оказывает более выраженный отрицательный эффект на восприятие этих фактов через уровень безработицы. Более зажиточные европейцы – на которых и приходится большее бремя налогов – склонны менее поддерживать распределительную политику, если многие члены их общества с низким доходом принадлежат к этническим меньшинствам. Согласно британским опросам, поддержка распределительных мер в связи с налогообложением ослабевает, если из-за этнического разнообразия бедняки воспринимаются как чужаки. Важную роль играют источники и размеры гетерогенности: иммиграционная и религиозная гетерогенность оказывают более сильное отрицательное влияние на отношение к предоставлению социальных услуг, нежели наличие этнических и расовых меньшинств. Первые два этих фактора уже определили некоторые черты европейского общества, и их влияние в свете продолжающейся миграции с Ближнего Востока и из Африки, скорее всего, будет только расти. При всем этом важно понимать, что европейский «третий демографический переход», который преобразует состав национальных популяций в связи с рождаемостью и иммиграцией, до сих пор находится на своих ранних стадиях. В ходе последующих десятилетий он может изменить установленные схемы распределения и неравенства таким образом, какой невозможно предсказать. Учитывая высокую стоимость нынешних систем и повышающий неравенство эффект старения, иммиграции и растущей гетерогенности, эти изменения скорее повысят неравенство, нежели будут его сдерживать[568].