Клава так вымуштровала себя, что даже горькой улыбки себе не позволила, а уж восклицание «и это было много?! что же теперь меня ждет?!» задушила в зародыше. И к этому придется приноровиться. И к тому, что если и встречались у него дома, то всегда при Суреныче, а в основном они видались в кафе-ресторанах, где он выслушивал ее добросовестные пересказы, для большей точности и вслух зачитывала ему целые страницы томов судебного дела. Про ее дела расспрашивал, о своих выборочно сообщал. Все, как и прежде? Нет, теперь Клава не смела заикаться о своих чувствах. Один только раз, пересилив себя — как против сильного ветра пошла, — нарушила свой обет. Когда до нее дошло, что ее лишили близости.

— Почему?

— Ну, я не знаю, не люблю такие вещи по телефону обсуждать…

— Из-за моего безобразного демарша?

— Может быть… А может, и нет… По-разному бывает, это все может вернуться…

Наверно, настоящая женщина должна оскорбиться и… И что? У нее выхода нет — смириться придется, причем без этого бабского «ну я тебе докажу, ты…» (Борьба амбиций… Что примитивнее и скучнее войны фантомов, на которую уходит бессмысленно твоя собственная энергия? Ведь нет и не может быть никакого объективного смысла в твоем триумфе, да и сама победа ощутима ли в реальности, какую такую ценность имеет…)

Зачем спрашивала? Неужели хотела так примитивно его предупредить, что не согласна, чтобы с ней он только разговаривал, а… (ну где подходящее слово, к ее душевно-физическому слиянию с Нерлиным подходящее?) — других? Нет. Точно, нет. Как озарение пришел ответ: известила его, что ей больно от такого разделения. И что если сейчас ему — разучившемуся (или никогда не умел?) любить одновременно и душу, и тело, — все равно, страдает она или нет, то, может быть, со временем, за ее любовью попристальнее (не так отстраненно, как сейчас) понаблюдав, и он научится это диковинное чувство испытывать. Ведь если девушка (по незнанию или от стеснения) в постели как бревно лежит, то не обязательно ждать, пока она сама поймет, что надо делать, лучше подсказать ей… (Господи, какие простые, обыкновенные слова на ум приходят… Но стоит только над их огранкой поработать, и они стрелой войдут в тебя, стрелой, которую потом никак не вынуть — разве что разворотив душу…)

Может быть, и ему когда-нибудь разонравится жить без этого редкого, не каждому известного волнения, в котором сплелись вместе и страдание, и счастье? Ну разве это совсем несбыточно?

(И на этот вопрос Клава не находит ответа… Умная-то умная, но когда эмоции так захлестывают, то пытаться умом что-то понять — все равно что ножом воду резать…)

Что делать, если ногу или руку отняли, если зрение потерял, даже если парализовало?.. Как можно быстрее побороть отчаяние (его надо выводить из души сразу и без остатка — своими природными силами, с помощью надежных, слитных с тобой близких, лекарствами любыми, хоть как, потому что слаб человек, полюбит страдание, и этот враг, не заметишь, подведет к гамлетовской черте) и жить дальше…

А у нее еще и надежда есть… Она и может стать началом…