Что останется от ее боли?

Что останется тогда от одиночества?

Но эти запретные мысли были подобны дневниковым записям глупой школьницы, потому что Энни не могла заметить ни малейшего признака интереса к себе. Почему-то на память пришли строки «Элегии» Грея, выученной когда-то наизусть в школе и давно забытой.

И многие цветы, рожденные в лучах,

Отцветают тихо и незаметно,

Бесплодно расточая красоту по воле ветра…

Все женские уловки ни к чему, а очарование растрачено зря… Энни чувствовала себя бедным одиноким цветком.

Фрэнк растирал ее плечи сильными руками, не обращая внимания на дрожь возбуждения, пробегавшую по спине Энни.

– Позвольте я помогу вам подняться наверх, – сказал он, обнимая ее за талию, пока они взбирались по узкой лестнице. – По-моему, на сегодня достаточно.

Он осторожно поддерживал Энни, помогал подниматься по ступенькам. Сухие пальцы лежали на пояснице, голое бедро девушки терлось о жесткую ткань брюк Фрэнка. Энни с наслаждением ощущала мужской запах, много недель преследовавший ее в мечтах, и почти теряла сознание.

Должно быть, Фрэнк заметил ее состояние, потому что, добравшись до верхней площади, повернулся к Энни, все еще не разжимая рук.

– Может, вам лучше лечь? – спросил он. «С тобой…»

Энни вздохнула, в ужасе от собственных мыслей.

– Не волнуйтесь за меня, – сказала она вслух. – Все в порядке. Пойду, приму душ. Не стесняйтесь уйти, если у вас какие-то дела.

Но глаза Фрэнка глядели на нее с озабоченностью, которую не могли погасить даже резкие слова. Энни повернулась и пошла по коридору, чувствуя за спиной его взгляд.

Теплая вода только усилила смятение чувств. Энни, накинув махровый халат, вышла из ванной, ожидая найти дом опустевшим. Но Фрэнк по-прежнему был в гостиной. Он неловко переминался у порога, перекинув пиджак через руку.

– Вы все еще здесь? – с невольным кокетством спросила она.

– Собираюсь уходить. Хотел только убедиться, что вам не стало плохо.

– Я в прекрасной форме! – заверила Энни, сделав пируэт, как настоящая манекенщица: уперев руку в бедро. – Видите?

Но неосторожное движение вызвало прострелившую ногу боль, так что попытка пофлиртовать явно не удалась – Энни пошатнувшись, прислонилась к стене.

– Пойдем, – сказал Фрэнк, подхватил ее под руку, повел в спальню, уложил и прикрыл одеялом.

Энни подняла глаза на Фрэнка, сидевшего на краю кровати. Такой высокий, широкоплечий, несгибаемый, и перед ним она, хрупкая, тоненькая, лежащая без сил.

Огонь, бушующий в крови, дурманил голову. О чем сейчас думает Фрэнк? Неужели не видит, что с ней происходит? Как он может не замечать этого, после стольких месяцев?

– Может, вызвать доктора Блейра? – спросил Фрэнк, осторожно дотрагиваясь до больного колена. – Он, наверное, сумеет помочь.

Энни покачала головой.

– Такое уже не раз случалось. Джуди обычно позволяет мне отдохнуть пару дней. Даже лед не прикладывает, если нет опухоли.

Собственный хрипловатый голос с призывными нотками заставил Энни покраснеть, хотя вряд ли Фрэнк видел отчетливо ее лицо в полутьме. Он начал осторожно массировать колено, разминая мышцы.

– Сильно болит?

Энни покачала головой, подавляя вот-вот готовый сорваться с губ вздох.

– Только честно!

Снова пальцы коснулись внутренней поверхности бедра, еще мягче, чем прежде. Рука Энни легла поверх его пальцев, обхватила запястье. В голосе Энни зазвучали никогда не слышанные Фрэнком раньше интонации.

– Нет, глупый. Не болит.

Фрэнк замер в смущении, словно был поражен, как такая хрупкая рука может обладать столь странной силой, чтобы легко удерживать его в плену. Энни, забыв обо всем, задыхаясь, вцепилась в это сильное запястье.

Взгляды их встретились. Фрэнк заметил мольбу в глазах девушки и нахмурился; выражение лица говорило о беспокойстве, возможном неодобрении, но одного в нем не было: удивления.

В комнате было тихо и темно от спущенных занавесок. Невероятной силы ожидание соединило их, словно оба стояли на краю обрыва, глядя в зияющую бездну с головокружительной высоты. Энни хотелось сжаться под этим мужским взглядом, проникшим в ее тайные мысли, утонуть в нем, забыться навсегда.

«Слишком поздно, – поняла она. – Не нужно было оставаться с ним наедине». В этом была ее ошибка, вина, беда, очень уж он стала чувствительной за последнее время.

«Слишком поздно»… Она так долго была одна, так настойчиво пыталась противиться своим чувствам, так стоически сражалась с болью, раздражением и желанием.

Настало время прекратить борьбу. Последний, бесплодный порыв воли пытался заглушить волну страсти, поднимавшуюся в душе. Бесполезно. Она смогла только молча потянуть Фрэнка за руку, без слов умоляя его прийти в ее объятия.

И… о, чудо из чудес, подарок судьбы, гораздо более драгоценный, чем ее надежды… губы Фрэнка приблизились к ее губам. Энни беспомощно застонала, ощутив их теплое прикосновение. Тень большого тела накрыла ее… Энни притянула Фрэнка ближе.

Энни, потрясенная тем, что наконец очутилась в объятиях Фрэнка, неожиданно осмелев, впервые ощутила языком вкус его рта; от груди к лону побежала странная судорога, поразившая Энни, словно молния удивительной мощи, и оставившая ее обессиленно вздрагивающей под поцелуями Фрэнка.

Она так и не поняла, да и не хотела понять, в какой момент их руки встретились в молчаливом согласии у пояса халата. Толстая ткань словно растаяла под нетерпеливыми пальцами, и Энни каким-то образом оказалась стоящей на коленях – тонкие руки запутались в его волосах, восхитительный аромат лишал разума, поцелуй все затягивался.

Огромное мускулистое тело, казалось, застыло в ожидании, хотя Фрэнк держал Энни осторожно, как фарфоровую куклу. Большие теплые руки лежали на талии, но едва заметный зов женской плоти заставлял Энни все нетерпеливее прижиматься к его груди.

Почти невыносимое напряжение этой минуты заставило возбуждение, бушующее как лесной пожар, разгореться еще сильнее и унесло бы Энни в чудесный мир, если бы не внезапная конвульсия страха, скрутившая внутренности.

– О, нет, – пробормотала она, откидывая голову, чтобы взглянуть в лицо Фрэнка. – О, нет, ты не можешь хотеть меня, – пробормотала Энни.

– Я хочу тебя.

Тихий шепот возвратил Энни к жизни, воспламенил ее, заставил почувствовать себя желанной. Она изо всех сил обняла Фрэнка, порывисто, несдержанно, не желая больше ничего скрывать. Жесткая ткань пиджака терлась о соски, дразня розовые бутоны. Энни лихорадочно тянула за узел галстука, расстегивала рубашку – каждое движение было словно головокружительная ласка. Исполненная безумного ликования за собственное бесстыдство, Энни целовала Фрэнка снова и снова, не замечая, как стонет от блаженства.