class="p1">– Что же мы должны предпринять в отношении аэропортов? Что мы можем предпринять?

– Прежде всего мы должны научиться мыслить шире, давать волю воображению. Нужно освободиться от железнодорожного способа мышления.

– Вы считаете, что мы от него еще не освободились?

Мел кивнул:

– К несчастью, мы сталкиваемся с ним довольно часто. Все наши старые аэропорты представляют собой просто имитацию железнодорожных вокзалов, потому что их строителям приходилось опираться на опыт своих предшественников. Потом это стало уже шаблоном. Вот почему и в наши дни так много «вытянутых» аэропортов, где здание аэровокзала тянется до бесконечности и пассажиры вынуждены вышагивать не одну милю.

– А их не перестраивают? – спросил Томлинсон.

– Только кое-где, и то очень медленно. – Несмотря на серьезность момента, разговор этот задел Мела за живое. – Кое-где строятся циркообразные аэропорты – вроде пирога с начинкой, с автомобильными стоянками, расположенными внутри самого аэровокзала, а не за его стенами; там пешее передвижение пассажиров по аэровокзалу сокращено до минимума с помощью скоростных горизонтальных эскалаторов, а кроме того, самолеты подъезжают к пассажирам, а не наоборот. Это говорит о том, что аэропорт начинает завоевывать себе место как самостоятельная единица, а не просто приставка к чему-то. Творческая мысль прокладывает себе путь, и мы даже начинаем прислушиваться к заокеанским веяниям. Лос-Анджелес предлагает соорудить большой океанодром; Чикаго – аэропорт на искусственном насыпном острове на озере Мичиган. И это ни у кого не вызывает улыбки. «Америкэн эйрлайнз» проектирует постройку гигантского гидравлического лифта, с помощью которого самолеты будут размещаться один над другим на время погрузки и разгрузки. Но все эти нововведения внедряются медленно, авиакомпании действуют несогласованно, и мы строим аэропорты без всякого полета фантазии, как лоскутное одеяло. Это все равно как если бы каждый абонент сам соорудил себе телефон, а затем все начали бы включать их, кто как сумеет, в общую сеть.

Радиопозывные прервали слова Мела.

– КДП – машине номер один и городу двадцать пять. Чикагский центр сообщает: по его расчетам, интересующий вас самолет войдет в зону наблюдения и будет передан КДП Линкольна в ноль один семнадцать.

На часах Мела было один час шесть минут пополуночи. Значит, самолет прибывал на минуту раньше, чем рассчитывал руководитель полетов. В распоряжении Патрони оставалось на минуту меньше времени; в распоряжении Мела – только одиннадцать минут. После чего он должен будет принять решение.

– Машина номер один, произошли ли изменения на ВПП три-ноль?

– Изменений нет.

Не слишком ли он рискует, дотягивая до последнего, думал Мел. Он с трудом удерживался, чтобы не дать сигнал машинам снежной команды, но все же взял себя в руки. И в том и в другом случае ответственность, ложившаяся на его плечи, велика. Не так-то просто отдать приказ, который превратит в обломки мощный современный лайнер стоимостью в шесть миллионов долларов. Еще оставалась надежда, что Патрони справится со своей задачей, но с каждой секундой это становилось все более сомнительным. Мел увидел, что прожекторы, установленные перед «Боингом-707», и некоторое другое оборудование отводят в сторону. Но двигатели еще не были запущены.

– А кто они такие – эти творцы нового, о которых вы говорите? – спросил Томлинсон. – Кто это?

– Ну, перечислять их по именам было бы нелегко, – рассеянно ответил Мел.

Он напряженно наблюдал за происходившим на поле. Теперь все пространство перед «Боингом-707» было очищено от машин, и Мел увидел запорошенную снегом фигуру Патрони, поднимавшегося по трапу в пилотскую кабину лайнера. На последней ступеньке Патрони остановился, обернулся и махнул кому-то рукой; видно было, что он кричит что-то стоявшим внизу. Вот он открыл дверь самолета и исчез за ней, и почти тотчас другая, более стройная и подвижная фигура поднялась по трапу за ним следом. Дверь самолета захлопнулась. Трап откатили. Томлинсон снова спросил:

– Мистер Бейкерсфелд, не назовете ли вы хоть кого-нибудь из этих людей – из тех, кто не лишен воображения и яснее представляет себе будущее аэропортов.

– Верно, – сказала Таня, – если можете, назовите…

«Они затеяли игру в шарады, когда в доме пожар», – промелькнуло в голове у Мела. Ну что ж, если Таня хочет, чтобы он принял участие в этой игре, – пожалуйста.

– Надо подумать, – сказал он. – Фокс из Лос-Анджелеса; Джозеф Фостер из Хьюстона – сейчас он в Американской ассоциации воздушного транспорта; Элан Бойд из правительства и Томас Сюлливан из управления нью-йоркского порта. Затем из авиакомпаний: Хейлеби из «Пан-Ам»; Херб Годфрей из «Юнайтед». В Канаде – Джон С. Паркин. В Европе – Пьеро Кот из «Эр Франс»; граф Кастелл в Германии. Есть и другие.

– Плюс Мел Бейкерсфелд, – вставила Таня. – Надеюсь, вы его не забыли?

Томлинсон, делавший пометки у себя в блокноте, проворчал:

– Этого-то я и сам записал. Тут все ясно без слов.

Мел улыбнулся. Но так ли уж все ясно, подумалось ему. Когда-то, и не столь давно, это, несомненно, было так. Но он знал, что в общенациональном масштабе его имя уже перестало звучать. Когда это случается, когда по тем или иным причинам тебя оставляют за бортом, ты обречен на скорое забвение, и потом тебе уже не может быть возврата назад, как бы ты к этому ни стремился. Это не значит, что его работа в международном аэропорту Линкольна не имела прежнего значения или что он делал ее хуже. Свои обязанности управляющего аэропортом он исполнял не хуже, а возможно, даже лучше прежнего, и он сам это понимал. Но его вклад в общее дело больше не привлекал к себе внимания. Он поймал себя на том, что эти мысли посещают его уже второй раз за сегодняшний вечер. Но так ли уж все это важно? Имеет ли это значение для него самого? Да, признался он себе, имеет!

– Смотрите! – внезапно воскликнула Таня. – Они запускают двигатели!

Репортер прильнул к окну. Мел почувствовал, как забилось у него сердце.

Позади третьего двигателя застрявшего «боинга» появилось сероватое облачко дыма, сгустилось и взвилось вверх. Двигатель завыл, вой перешел в ровное гудение. Струя воздуха прорвала и рассеяла пелену снега.

Второе облачко дыма поднялось над четвертым двигателем, и снова закрутился снежный вихрь, уносящийся прочь.

– Машина номер один и город двадцать пять, говорит наземный диспетчер. – Радиоголос прозвучал так внезапно, что Мел почувствовал, как вздрогнула Таня. – Чикагский центр передает новые данные. Упомянутый самолет войдет в зону приближения в ноль один шестнадцать, то есть через семь минут.

Самолет прибывает еще раньше, понял Мел, и, следовательно, в их распоряжении остается еще на минуту меньше.

Мел снова бросил взгляд на часы.

На самолете запустили второй двигатель, затем первый. Мел сказал