самолет тяжело нагружен, садиться будем на большой скорости. A у нас поврежден стабилизатор и ненадежен руль направления. Если нас посадят на ВПП два-пять, меньше чем через час вы будете иметь разбитую машину и груду трупов. Так что радируйте международному Линкольна, приятель, и прочистите им мозги. Скажите им: нам нужна три-ноль. Меня не касается, как они это сделают – пусть хоть взрывают к черту то, что у них там застряло, если не могут иначе. Вы меня поняли?

– Да, «Транс-Америка», рейс два, мы хорошо вас поняли. – Голос главного диспетчера звучал все так же невозмутимо, но уже не столь холодно-официально. – Вашу радиограмму сейчас же передаем международному Линкольна.

– Отлично. – Димирест сделал паузу и снова нажал кнопку микрофона. – У меня еще одно сообщение. Мелу Бейкерсфелду, управляющему аэропортом имени Линкольна, лично. Передайте ему предыдущую радиограмму, а затем добавьте следующее: «Моему шурину персонально. Это по твоей милости, сукин ты сын, заварилась вся эта каша. Ты не хотел слушать, когда я говорил: к дьяволу страховки в аэропорту! Теперь я от лица всех находящихся в этом самолете требую, чтобы ты пошевелил своей поросячьей задницей и очистил для нас три-ноль».

– «Транс-Америка», рейс два, мы записали вашу радиограмму. – Голос главного диспетчера звучал неуверенно. – Вы настаиваете на том, чтобы мы употребили именно эти выражения, капитан?

– Чикагский центр! – рявкнул Димирест. – Извольте употребить именно эти выражения, черт подери! Я требую, чтобы вы передали эту радиограмму немедленно, громко и абсолютно точно.

13

Ведя машину на большой скорости, Мел Бейкерсфелд слышал по радио, как в аэропорту вызывают со стоянок санитарные автомобили и направляют их к месту возможного приземления рейса два.

– Говорит наземный диспетчер, вызываю город двадцать пять. Это был кодовый номер аэропортовской пожарной команды.

– Город двадцать пять на выезде слушает. Продолжайте.

– Передачу продолжаю. ЧП второй категории ожидается примерно через тридцать пять минут. Упомянутая машина повреждена, будет садиться на полосу три-ноль, если таковую освободят. В противном случае самолет посадят на полосу два-пять.

Диспетчеры аэропорта в своих переговорах по радио старались по возможности умалчивать о том, какой именно самолет терпит аварию. Выражение «упомянутая машина» служило именно этой цели. Авиакомпании были чрезвычайно щепетильны в этих вопросах, считая, что чем реже их будут упоминать в связи с несчастными случаями, тем лучше. Тем не менее Мел не сомневался, что все случившееся сегодня ночью получит самую широкую огласку – вероятнее всего, и за рубежом.

– Говорит город двадцать пять. Вызываю наземного диспетчера. Просит ли пилот дать пену на посадочную полосу?

– Пены не требуется. Повторяю: пены не требуется.

Если пилот не требовал пены, значит, шасси не было повреждено и сажать самолет на брюхо не понадобится.

Мел знал, что сейчас уже все машины аварийной колонны – автопомпы, спасательные и пожарные машины, машины «скорой помощи» – приведены в действие и следуют за машиной брандмайора, у которого есть индивидуальная радиосвязь с каждой из них. При ЧП задержек не бывает. Все руководствуются одним правилом: лучше раньше, чем позже. Аварийная колонна остановится сейчас между двумя взлетно-посадочными полосами и затем двинется туда, куда будет надо. Делалось это не по наитию. Передвижение каждой машины было заранее предусмотрено и зафиксировано в подробном плане на случай аварийных ситуаций. Голоса в радиотелефоне умолкли. Мел включил свой микрофон.

– Наземный диспетчер, говорит машина номер один.

– Машина номер один, наземный диспетчер слушает.

– Поставлен ли в известность о создавшейся аварийной ситуации Патрони, который занимается самолетом, блокировавшим полосу три-ноль?

– Так точно. Держим с ним связь.

– Что говорит Патрони? Как у него дела?

– Он рассчитывает убрать застрявший самолет через двадцать минут.

– Есть у него стопроцентная уверенность?

– Нет.

Мел отключился. Одна рука на баранке, другая – на кнопке микрофона, он вел машину на максимальной скорости, какую можно было развить при плохой видимости в такую метель. Уже второй раз за этот вечер приходилось ему объезжать на машине аэропорт. Огни рулежных дорожек и взлетно-посадочных полос словно путеводные звезды мелькали мимо. Таня Ливингстон и Томлинсон, репортер из «Трибюн», сидели на переднем сиденье рядом с ним.

Несколько минут назад Таня передала Мелу свою записку с известием о том, что на рейсе два произошел взрыв и самолет возвращается на базу, и Мел, вырвавшись из окружавшей его толпы медоувудцев, тотчас бросился к эскалаторам, ведущим в подземный гараж, где стояла его служебная машина. Таня бежала за ним. Сейчас его место – на полосе три-ноль, где, если потребуется, он должен взять все в свои руки. В центральном зале, прокладывая себе путь к эскалаторам, он увидел репортера «Трибюн» и бросил ему на ходу:

– Идемте со мной. – Репортер помог Мелу, сообщив то, что знал об Эллиоте Фримантле – и о подписанных им контрактах, и о его позднейших лживых утверждениях, – и Мел решил отплатить ему услугой за услугу. Видя, что Томлинсон стоит в нерешительности, Мел крикнул: – Я не могу терять ни минуты! Вы очень пожалеете, если не воспользуетесь возможностью, которую я вам даю!

Томлинсон не стал задавать вопросов и последовал за Мелом. И сейчас, пока Мел гнал машину, опережая, где только можно, выруливавшие впереди самолеты, Таня передавала репортеру содержание полученных с рейса два радиограмм.

– Постойте, дайте-ка мне разобраться, – сказал Томлинсон. – У вас здесь, значит, всего только одна полоса имеет достаточную длину для таких посадок и при этом идет в нужном направлении?

– Да, только одна, – угрюмо подтвердил Мел. – Хотя полагалось бы иметь две.

Он с досадой вспомнил о том, как на протяжении трех лет много раз ставил вопрос о постройке еще одной взлетно-посадочной полосы, дублирующей полосу три-ноль. Это было насущно необходимо. Объем работы аэропорта и требования безопасности свидетельствовали о том, что предложение Мела надо претворять в жизнь, тем более что на постройку полосы ушло бы не менее двух лет. Однако сторонники иной точки зрения взяли верх. Денег на новую взлетно-посадочную полосу не нашлось, и она не была построена. Более того – даже не запланирована, несмотря на все старания Мела.

Во многих других случаях Мелу удавалось склонить на свою сторону Совет уполномоченных. По поводу новой взлетно-посадочной полосы он беседовал с каждым из членов Совета в отдельности и заручился поддержкой каждого из них, однако потом все их обещания оказались пустым звуком. Теоретически Совет уполномоченных являлся организацией, как бы не зависимой от политических влияний, но на деле назначение в Совет зависело от мэра города, да и большинство членов Совета сами были политическими деятелями. Если на мэра оказывалось давление с целью продвинуть какой-нибудь другой проект, также требующий финансирования, но зато