Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Доказательства? Нет.
— Вы по–прежнему верите мисс Райт?
— Я — да. Верю.
— Вот видите. Полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что для меня вопрос заключается не только в том, верить ли больше мисс Райт или мистеру Гудвину, ибо содержание ее разговора с вами мне известно только с ваших слов.
Кюффнер улыбнулся. Теперь уже он понял Вулфа и успокоился.
— Ну сейчас, мистер Вулф, мы вполне можем сказать, что находимся в равном положении. Я не упомянул ранее об этом, поскольку мисс Райт лишь сделала намек. Она полагает, что мистер Гудвин явился к ней с подобным предложением не по своей инициативе, а потому, что его послали вы. Так что и я должен делать выбор не только между утверждениями мисс Райт и мистера Гудвина.
Вулф равнодушно кивнул.
— Коль скоро какая–то фантастическая мысль высказана, — заметил он, — гадать можно сколько угодно. — Он взглянул на часы. — До обеда остается двадцать минут. Мы в тупике и можем поставить точку на этом, если, конечно, вы не намереваетесь выдвигать новые гипотезы. Мы можем предположить, что мисс Райт, или вы, или мистер Гудвин, или оба мы с ним лжем. В качестве основы дискуссии я вполне готов начать с последней части этого предположения. С вашей точки зрения это лучшее, на что вы могли бы рассчитывать. Что же дальше?
Кюффнер тоже был готов к этому.
— В таком случае я спрошу вас, чем вы можете оправдать свое неадекватное и провокационное предложение мисс Райт?
— А я отвечу, что у вас нет никакого права как–то квалифицировать мое поведение. Что дальше?
— Тогда мне придется — хотя и с большим нежеланием — информировать полицию, что вы незаконно вмешиваетесь и официальное следствие по делу об убийстве.
— Вздор! Я своевременно известил полицию о своем разговоре с миссис Фромм, но не давал обязательство не использовать его по своему усмотрению. Я не адвокат, и на мои беседы с клиентами не распространяется положение закона, обязывающее адвокатов хранить их в тайне. В следствие я не вмешивался, законов не нарушал и никаких провокационных, тем более вымогательских предложений не делал. Я располагаю записью беседы, сделанной на вполне законном основании, и я предложил продать ее без намеков на какую–то неприемлемую альтернативу. Ваше решение сообщить полиции об этом меня не интересует.
Кюффнер улыбнулся.
— Я вижу, вы подготовились к нашему разговору.
— Как же иначе? Одну мою гипотезу мы проанализировали. Что дальше?
Улыбка исчезла с лица Кюффнера.
— Мне хотелось бы прекратить обсуждение гипотез. У нас мало времени, мне нужно ехать на похороны, и мы должны вернуться к делу.
— К вашему или к моему?
— К тому и другому. Моя профессия, мистер Вулф, давать советы клиентам и вести их дела. Миссис Фромм была моим клиентом. Ассоциация помощи перемещенным лицам была и остается тоже одним из моих клиентов. Я чувствую себя обязанным перед миссис Фромм, и ее смерть не только не освободила меня от этого обязательства, но, наоборот, я сделаю абсолютно все от меня зависящее, чтобы память об этой славной женщине и ее репутация не были бы чем–то запятнаны. Меня также беспокоит вопрос об ассоциации. Насколько мне известно, нет никакой связи между смертью миссис Фромм и делами АСПОПЕЛ, но возможность такой связи исключать нельзя. Что вам известно об этом?
— Продолжайте, мистер Кюффнер.
— Хорошо… Я полагаю, что возможно… даже весьма возможно, что имеется определенная связь между смертью миссис Фромм и ее беседой с вами в прошлую пятницу. Насколько мне известно, она никого не предупредила, что поедет к вам на консультацию, а следовательно, вопрос этот был конфиденциальным. Сперва, как обычно, ей следовало бы посоветоваться со мной, но она не сделала этого. Вопрос, несомненно, был важным, ибо по какому–либо пустяку она не обратилась бы к частному детективу, особенно к вам. Если этот вопрос в какой–то степени связан с причиной ее смерти, тогда он был не просто важным для нее, но жизненно важным. Я хочу знать… Нет, я ДОЛЖЕН знать об этом! Я пытался спрашивать у полицейских, но они отказались сообщить мне что–либо. Как вы только что сами заявили, якобы на вполне законном основании, вы обладаете записью вашей беседы и считаете себя вправе продать ее. Я заплачу вам пять тысяч долларов за нее. Если вы хотите получить деньги наличными, а не чеком, я передам их вам сегодня же во второй половине дня.
Вулф нахмурился.
— О чем вы говорите, мистер Кюффнер? Вы намеревались заявить в полицию об отвратительном предложении, о вымогательстве, а теперь готовы стать его соучастником! Поразительное этическое сальто!
— Не более поразительное, чем совершенное вами, — возразил Кюффнер. — Вы осуждали и даже хотели уволить Гудвина, а затем вдруг принялись утверждать, что его предложение вполне законно.
— Да, так оно и есть. Ведь мистер Гудвин предлагал продать нечто, принадлежащее не ему, а мне… Однако ваши таланты как акробата казуистики хотя и незаурядны, но в данном случае расходуются вхолостую. Вопрос заключается в том, принимаю ли я ваше предложение или нет? Я отвечаю — нет. Я должен отклонить его.
— Как отклонить? Вы не можете сделать это!
— Вот как?
— Конечно же! Я имею полное право как представитель интересов миссис Фромм ТРЕБОВАТЬ эту запись от вас! Вы не смеете отказать мне! Ваши действия — неуместное вмешательство в выполнение мною моих прямых обязанностей как адвоката миссис Фромм!
Вулф покачал головой.
— Я опасаюсь иметь дело с вами, и уже одного этого достаточно для моего отказа продать вам запись. Слишком уж вы проворны. Всего несколько минут назад мое предложение продать информацию вы назвали неадекватным и неправомочным, а теперь так же характеризуете мой отказ сделать это. Вы сбиваете меня с толку, и я должен иметь хоть немного времени, чтобы продумать все. Как связаться с вами, мне известно. — Вулф снова взглянул на часы. — Вы опоздаете на похороны.
Кюффнер тоже посмотрел на часы и поднялся. Судя по его выражению, он решил что ему следует уйти, не потеряв лица. Пришлось делать хорошую мину при плохой игре. Он улыбнулся вначале мне, а потом Вулфу.
— Вы уж извините, — заметил он, что я тут слишком свободно разбрасывался обвинениями. Надеюсь, вы поймете меня. Я столкнулся с самой трудной задачей, которую мне когда–либо приходилось решать. Самой трудной…
Я проводил Кюффнера, а когда вернулся в кабинет, Вулф уже ушел в столовую.
Глава 11
В тот же вечер в половине седьмого