– Михаил Евгеньевич, сумку положите на заднее сиденье, пожалуйста.

Он кивнул, выполнил мою просьбу и сел рядом. Я дал газ.

– Мы действительно едем на Клязьму?

– Да, и очень скоро вы в этом убедитесь.

Овсянников уныло посмотрел на меня:

– И что там такое?

– Михаил Евгеньевич, вы же знаете: лучше один раз увидеть. Поверьте, преамбулы делу не помогут.

Мне пришло в голову, что Овсянников сегодня не завтракал, но, положа руку на сердце, большого сочувствия к нему я не испытал. Возможность для этого у него была, а остальное меня не касается. Вот и лес. Подъезжаем к тому самому месту…

– Михаил Евгеньевич, сейчас придётся немного прогуляться пешком.

Он с молчаливым удивлением посмотрел на меня, словно говоря: «Может, вы меня здесь закопать собрались? Не ожидал». То ли ещё будет, мой дорогой Михаил Евгеньевич…

Мы вошли в лес. Шаг за шагом – всё ближе к месту вчерашних событий. Спутать невозможно – вот оно, здесь люди собрались. Четыре плачущие женщины. Детей они с собой не взяли, и правильно сделали, это зрелище не для малышей. Им потом расскажут под большим секретом.

– Прежде всего, Михаил Евгеньевич, познакомьтесь: Алёна Сергеевна Супруненко, Зинаида Александровна Гришина, Светлана Давидовна Сизова, Нина Андреевна Соснова.

Дошло до него, кто эти женщины и почему я не спешу его представить им?

– Зачем вы это делаете, майор? Надеетесь, что я сдам родного брата?

Ага, он всё понял. До Мишеньки доходит, но медленно. Придётся немного ускорить процесс.

– Михаил Евгеньевич, пройдите сюда, пожалуйста.

– Что… кто это?..

Неужели не узнал?

– Митя? Это ты? Это он? Мой брат? Кто это сделал?

– Михаил Евгеньевич, мы обязательно поговорим о том, кто застрелил вашего брата. А пока – вам нечего сказать этим женщинам, которых ваш брат сделал вдовами?

Брат погибшего киллера переводит взгляд с одной женщины на другую. Они ничего не говорят, только смотрят ему в глаза. Овсянников не выдерживает и делает шаг назад:

– Простите… я не знал…

– Однако теперь знаете. – Я говорю, наверное, жёстко, но мне не до сентиментов.

– Он мой брат… но…

– Да, он ваш брат. Но если бы вы помогли нам задержать его, он был бы сейчас жив.

Овсянников тяжело вздыхает и падает на колени:

– Простите… Простите меня, люди! Я не знал! Я виноват перед вами!

Никто не отвечает. Да, конечно, он не знал. Но хотел ли знать правду о делах брата? Не идиот ведь, образованный человек, давно мог сам дойти до тех открытий, которые сделал благодаря мне.

Тишина, только ветер подвывает негромко, разнося лёгкую белую крупу. Овдовевшие женщины тихо вытирают слёзы и уходят прочь. Мы остаёмся вдвоём с Овсянниковым. Чуть в отдалении – Антон, Андрей, Али. С этого момента – чисто мужской разговор.

– Михаил Евгеньевич, вы спросили, кто убил вашего брата.

Не знаю, слышит ли мою реплику Али, но он делает несколько шагов к нам. Овсянников смотрит на него и, кажется, всё понимает.

– Как это было? – голос брата Спеца звучит глухо, жёстко.

– Это была дуэль. Мы приехали сюда с пистолетами. Ваш брат поставил мне ловушку и сам в неё попал, – отвечает Али сухо.

– Небольшое дополнение, – вставляю я. – Перед тем, как это произошло, ваш брат, Михаил Евгеньевич, угрожал убить ребёнка, сына ещё одной женщины, которая сюда не приехала. Требовал дуэли. Этот человек, который перед вами, его зовут Али, принял вызов. Ваш брат назначил место и время: здесь, немедленно.

Вот теперь, пожалуй, добавить нечего. Снова томительная тишина. Али спокойно смотрит на Овсянникова, тот опять отводит взгляд, словно жертва – Али. Впрочем, в некотором смысле так и есть.

– Простите, Али, – покорно произносит Овсянников. Наш английский друг кивает:

– Очень жаль, что всё так произошло. Мне бы хотелось, чтобы ничья кровь не лилась, но не получилось.

За разговором я и не замечаю, как к нам подходит Андрей:

– Михаил Евгеньевич, извините за вопрос: что вы собираетесь теперь делать?

– Не знаю… Не знаю, для кого жить. У меня никого, кроме брата, не было.

– Вы же врач. Не хотите открыть свою клинику, помогать людям?

– Я уже пробовал. Не получилось.

– Попробуйте ещё. Я дам деньги. Откроете клинику в том же доме, где расположено наше сыскное агентство, и вас никто не посмеет обидеть.

Овсянников отворачивается:

– Извините, мне трудно сейчас что-то решать. За предложение спасибо, я позже об этом подумаю. Мне сейчас нужно побыть с братом.

Я смотрю на Андрея, и мы отходим к деревьям. Овсянников стоит на коленях перед погибшим братом, словно просит прощенья. Смотрит по сторонам, как будто не знает, правильно ли поступает. Ищет, у кого бы спросить совета? Нет, вряд ли. Просто – смотрит по сторонам. Прощается. Единственный человек, для которого Дмитрий Евгеньевич Овсянников не был Спецом.

Сёма

– Слушается дело Новикова Льва Семёновича, Парфёнова Бориса Александровича, Калугина Семёна Игоревича…

Вот и прозвучало его имя. Обвиняемый. Обвиняется в создании преступной группировки, убийствах, вымогательстве… Взгляд в зал: там Лиза и дядя Серёжа. Лиза, верь мне, пожалуйста, иначе мне лучше не жить… Лиза утирает слёзы, дядя Серёжа тоже невесел. А рядом с ними – Елена Михайловна Миронова, вдова убитого журналиста, их маленький сын…

– Подсудимый Новиков Лев Семёнович, вы признаёте себя виновным?

– Признаю.

– Подсудимый Парфёнов Борис Александрович, вы признаёте себя виновным?

А теперь моя очередь…

– Подсудимый Калугин Семён Игоревич, вы признаёте себя виновным?

– Признаю. Я виновен, я убийца.

Что бы там ни сказал дальше адвокат.

Выступает представитель обвинения… свидетели… как много слов, важных и ненужных…

– Уважаемый суд! Прошу вас обратить внимание: гибель участкового Александра Колотнева первоначально приписывалась лицам без определённого места жительства. О том, что это сделал мой подзащитный, обвиняемый Калугин Семён Игоревич, нам стало известно только с его слов. Однако, по его же словам, он поступил так с целью самообороны, так как потерпевший избивал его и угрожал убить…

Длинной чередой проходят те, кого лишил жизни ты, Сёма. И не имеет значения, что от участкового Колотнева ты защищался, а за жизнь, отнятую у журналиста Миронова, тебе уплатили. Теперь они в одном списке – те, чья кровь на тебе. Смертная казнь тебе не угрожает, и долгие годы оставшейся жизни ты проведёшь с клеймом убийцы десятков людей. Справедливое клеймо, ничего иного ты не заслужил. Терпи, такова расплата, вернее, лишь небольшая часть её.