опыта, с удовлетворением закончил Микоян и преспокойно возвратился на своё место с чувством выполненного долга под неудовлетворенные взгляды взбешенного Кагановича.

В зале притихли, понимая, что главное впереди.

Лазарь с надеждой оглядывал ряды, будто не замечая дёргавшейся вверх руки Назарова. Кроме него присутствовали другие члены Центральной контрольной комиссии, но прятал голову из окружной опытный Викенин. На него и молодых Лазарь не надеялся — плохо знал, а бывшие из «ленинской гвардии», проверенные не раз, как, например, чекист Петерс, значились уже на вторых ролях. Тот мог бы рассказать, как несколько раз выезжал в Астрахань подавлять контрреволюционные мятежи, мог просветить и насчёт незаурядных эксцессов в 19, 20 и в 23-м годах, когда высокодолжностные партийцы кончали жизнь самоубийством, но кого в зале заинтересуют теперь его инсинуации?.. «Дам-ка я ему слово в конце, после этого пустобрёха…» — подумал Лазарь и остановил наконец свой взор на Назарове. Тот подскочил, будто боясь, что Каганович передумает и попытается его остановить. Молотов покачал головой, Микоян лукаво прищурился, весь в любопытном ожидании. Назаров завладел трибуной, размахивая кучей жалоб в руке, выхваченной по пути из кармана. Чего только в витийствовании его не было услышано: и коллективное пьянство, организованное Странниковым во время поездки на пароходе с немецкой делегацией, и недельные запои вместе с бывшим председателем губисполкома Арестовым, и хождение по «домам весёлых знакомств», откровенное содержание в любовницах бывшей председательницы женсовета, развод с женой… одним словом, полное моральное разложение.

— …Неслучайна эта история в Астрахани, — переведя дух, Назаров готовился делать выводы, но был перебит председателем.

— Я вижу в руках у вас письма анонимных авторов, — сухо, со злой иронией подметил Лазарь, отвечая мстившему противнику той же монетой. — Вы так и не выехали на место, чтобы разыскать людей, встретиться с ними и проверить?.. Молчите… Значит, засосал вас кабинет, а ведь с народом надо общаться! Обогащает, знаете ли, тогда правда наружу сама лезет. А вы нам непроверенными пасквилями в нос тычите!

Собрав бумаги в единую пачку и зло сунув в карман, Назаров двинулся с трибуны, как побитая собака, шепча про себя:

— Их если и найдёшь, ни один язык не высунет, только в органы ГПУ или в Кремль тащить. Зажим критики, все здесь слышали от Густи…

— Я бы вам всё же рекомендовал, — загонял в него последние ядовитые гвозди откровенного издевательства Лазарь, — бороться с недостатками следует, привлекая сознательные массы! Ленин учил так поступать. В массу опускайтесь, товарищи, тогда не будет ни шахтинских дел, ни смоленских нарывов, ни астраханских гнойников!

И предоставил слово не ожидавшему Петерсу. Но старого чекиста и ночью разбуди, он ухо подушкой не прикрывает и палец на курке держит. Когда он поднялся на трибуну не хуже молодого, подтянутый, сухой да стройный, зал зааплодировал, а Петерс, гася аплодисменты, небрежно коснулся седины у виска и произнёс строго:

— Странников пьяницей не был, его затравили враги.

В зале зашумели, слышалось разное:

— Какой мужик бутылки в руках не держал, да ещё с немецкой делегацией! Немцы, они пуще нас хлещут!..

— Да по Волге небось на пароходе!..

— А баба его сама бросила! Тут запьёшь!..

— Со своими-то не погулять! Вон Коллонтай по молодости какой была! Ей с мужиком переспать что стакан воды хлопнуть. Сам Ленин её критиковал…

— Сам критиковал, а сам и привечал…

Встал Смирнов, нарком земледелия, его уважали, примолкли немного.

— Погодите, товарищи, — извиняясь, глянул на председателя. — Я Странникова давно знаю, считай, аж с 1925 года, ещё по Саратову. Энергичный, деятельный партиец. И никогда не был замечен в пьянстве, тем более жена у него была красавицей…

— То когда было! — перебивали его.

— Жили они душа в душу, — не сдавался нарком. — Другое дело, уступала она ему по партийной линии, но выдержанная, культурная женщина.

— Вот и бросила его, потому что культурная!

— Погодите, погодите. — Нарком стоял на своём крепко. — Не горячитесь в грязь хорошего человека втаптывать. Тем более слышали, что Назаров с непроверенных жалоб анонимщиков ахинею нёс.

— Какую ахинею? — вскочил взбешённый Назаров. — Выбирайте выражения, товарищ нарком!

— Я для этого и встал, — гордо повёл головой в его сторону Смирнов. — Не терплю, когда в моём присутствии поносят имя достойного члена партии. К тому же Странников продолжает оставаться членом Центральной контрольной комиссии. Его никто не вывел.

— И не собирался, — с места выкрикнул кто-то.

Лазарь, хоть и поглядывал на него Молотов, не торопился мешать этой внезапно вспыхнувшей перепалке. Такой жаркий спор — это тоже высказывание мнений, считал он, только при этом, не замечая, стороны выказывают вгорячах своё истинное лицо, после сожалея.

— Погодите, товарищи! — снова повысил голос Смирнов, так и не присев. — Я хочу проанализировать не сколько сменилось в Астрахани секретарей, а констатировать, почему убрали того или другого? Муравьёв ушёл после скандального дела, его затравили, а соответствующие организации не сумели помочь ему. По поводу другого секретаря ездила в 1926 году особая комиссия.

— Эта поездка была специальной, — выкрикнул с места Назаров. — По рыбному вопросу.

— Вот, — удовлетворённо кивнул головой нарком. — Насколько мне известно, та комиссия формировалась Совнаркомом, она проверяла взаимоотношения государственного сектора с частником именно в рыбной промышленности. И обсуждался вопрос потом в Совнаркоме, но каких-либо серьёзных выводов сделано не было, а Странников оказался ни при чем.

— Я и говорю, что прозевали гниль! — снова с места крикнул Назаров. — Ведь в Астрахани нет такого человека, который бы не говорил об этом и который бы об этом не знал! Сложилось впечатление, будто Странников буквально спас город от наводнения, а на деле с его стороны было беспробудное пьянство с женщинами, спасли город рабочие, простые люди!

— Полноте! — поднял руку нарком. — Рабочий класс, товарищи, всегда впереди, но в каждом деле нужен лидер! Утверждая, что в Астрахани всякая ворона знала о безобразиях, вы, товарищ Назаров, чересчур агравируете. Очевидно, что партийная организация, куда попал товарищ Странников, уже была нездорова. Не повторяясь, скажу, до него там сменилось три секретаря губкома, Муравьёва сняли после самоубийства какого-то партийца на бытовой почве… кажись, по пьянке… Нечего сюда и товарища Молотова приплетать!

Подал наконец голос и Петерс от трибуны, устав от бездействия:

— Странников угодил в порочный актив. И актив его заглотил. Я считаю, что товарищ Каганович совершенно правильно поставил вопрос насчёт причин «астраханской истории». Только докладчик, товарищ Густи, не смог на него ответить. Эта история началась не в 23-м году, когда сняли Муравьёва, а поставили Странникова. Я помню ещё в 19-м и в 20-м годах там были свои истории, которые доходили до перестрелки. В 1923 году действительно застрелился член