– Мессир де Буссю[240]приказал тебе немедленно явиться в Амстердам, – говорит Уленшпигель.

– А пропуск у тебя есть? – отворяя дверь, спрашивает хозяин.

– Вот он, – отвечает Уленшпигель, показывая на двадцать гёзов, которые вслед за ним устремляются в проем. Войдя, Уленшпигель объявляет:

– Ты – лодочник Слоссе, предатель, заманивший в ловушку мессиров д’Андло, Баттенбурга и других. Где цена крови?

Фермер затрясся.

– Вы – гёзы! – воскликнул он. – Простите меня! Я не ведал, что творил. Сейчас у меня нет ни гроша. Я все вам отдам.

– Тут темно, – заговорил Ламме. – Дай нам свечей – сальных или же восковых.

– Сальные свечи висят вон там, – сказал baes.

Когда зажгли свечу, один из гёзов, стоявших около очага, сказал:

– Тут холодно! Давайте разведем огонь! Смотрите, какое хорошее топливо!

Указав на сухие цветы в горшках, он взял один из них за макушку, тряхнул его вместе с горшком, горшок упал, и по полу рассыпались дукаты, флорины и реалы.

– Вот где деньги, – промолвил гёз, указывая на другие горшки.

И точно: вытряхнув из них землю, гёзы обнаружили десять тысяч флоринов.

A baes, глядя на это, кричал и плакал.

На крик сбежались в одном белье работники и служанки. Мужчин, попытавшихся вступиться за хозяина, связали. Женщины, особенно молодые, стыдливо прятались за мужчин.

Ламме выступил вперед и сказал:

– Отвечай, предатель, где ключи от погреба, от конюшни, от хлева и от овчарни?

– Подлые грабители! – завопил baes. – Чтоб вам околеть на виселице!

– Пробил час Божьего гнева. Давай ключи!

– Господь за меня отомстит, – сказал baes и отдал ключи.

Опустошив ферму, гёзы понеслись к своим кораблям – легкокрылым жилищам свободы.

– Я корабельный кок, я корабельный кок! – идя впереди, говорил Ламме. – Везите славные салазки, нагруженные вином и пивом, тащите за рога или как-нибудь еще быков, лошадей, свиней, баранов, гоните стадо, поющее естественными своими голосами! В корзинках воркуют голуби. Каплунам, которых кормили на убой просом, негде повернуться в клетках. Я корабельный кок. Ишь как лед визжит под коньками! Вот мы и на кораблях. Завтра заиграет кухонная музыка. Спускайте блоки! Просуньте веревки под брюхо коням, быкам и коровам! Я люблю смотреть, как они висят на веревке, просунутой под брюхо. А завтра к нам в брюхо просунется сочное жаркое. На корабль животных поднимает лебедка. Мы их поджарим на угольках. Бросайте мне сюда в трюм пулярок, гусей, уток, каплунов! Кто свернет им шею? Корабельный кок. Дверь заперта, ключ у меня в кармане. Хвалите Господа на кухне! Да здравствует гёз!

А Уленшпигель привел на флагманское судно Дирика Слоссе и других пленников, скуливших и плакавших от страха перед веревкой.

На шум вышел мессир Ворст.

– Что тебе? – увидев Уленшпигеля и его спутников, озаренных багровым светом факелов, спросил он.

Уленшпигель же ему на это ответил так:

– Нынче ночью мы захватили прямо у него на ферме Дирика Слоссе, заманившего восемнадцать человек в ловушку. Вот он. Остальные – его работники и служанки; они ни в чем не виноваты.

С этими словами Уленшпигель передал мессиру Ворсту кошель с деньгами.

– Эти флорины из царства Флоры, – пояснил он, – они произрастали в цветочных горшках в доме предателя. Всего их тут десять тысяч.

– Вы не должны были уходить с корабля, – заметил мессир Ворст, – но так как вы вернулись с победой, то я вас прощаю. Добро пожаловать, пленники, и ты, кошель с флоринами, и вы, смельчаки, – вам я, согласно морским законам и обычаям, жалую треть. Другая треть пойдет флоту, а еще одна треть – монсеньору Оранскому. Предателя повесить немедленно!

Исполнив приказ адмирала, гёзы прорубили во льду прорубь и бросили туда тело Дирика Слоссе.

Мессир Ворст обратился к гёзам с вопросом:

– Разве вокруг кораблей выросла трава? Я слышу кудахтанье кур, блеянье баранов, мычанье быков и коров.

– Это все пленники нашего чревоугодия, – отвечал Уленшпигель. – Они уплатят нам выкуп в виде жаркого. Самый лучший выкуп получите вы, господин адмирал. Что касается работников и служанок – а среди служанок есть миловидные и смазливые, – то я возьму их к себе на корабль.

Уведя их, он обратился к ним с такими словами:

– Парни и девушки! Вы находитесь на лучшем из всех кораблей. У нас что ни день, то пирушка, попойка, гульба. Если вы намерены отсюда уйти – платите выкуп. Если же соблаговолите остаться, то живите, как мы: трудитесь не покладая рук и ешьте за обе щеки. Что касается вас, милашки, то я властью капитана предоставляю вам полную свободу: хотите – не меняйте своих дружков, с которыми вы пришли к нам на корабль, хотите – выберите кого-нибудь из храбрых гёзов и вступите с ними в брак – мне это безразлично.

Милки, однако ж, пожелали остаться верными своим дружкам, за исключением одной – эта, с улыбкой поглядев на Ламме, спросила, не хочет ли он ее ласк.

– Очень вам благодарен, милочка, но сердце мое занято, – отвечал Ламме.

– Этот чудак женат, – видя, что девушка расстроилась, пояснили ей гёзы.

Но девушка, повернувшись к Ламме спиной, тут же выбрала себе другого, такого же толстопузого и толстоморденького.

В этот день и потом еще несколько дней подряд на кораблях мяса было невпроед, а вина – хоть залейся, и Уленшпигель говорил:

– Да здравствует гёз! Дуй, холодный ветер, – мы нагреем воздух нашим дыханием! В нашем сердце горит огонь любви к свободе, горит огонь ненависти к врагу. Выпьем вина! Вино – это молоко, которое пьют зрелые мужи. Да здравствует гёз!

И Неле пила из золотого кубка и, разрумянившись от ветра, играла на свирели. И всем гёзам, невзирая на холод, весело пилось и елось на палубе.

Внезапно на берегу зажглись факелы, и при их свете весь флот увидел сверкавшую оружием черную толпу. Затем факелы так же внезапно погасли, и снова воцарилась тьма.

По приказу адмирала был подан тревожный сигнал. Все огни на судах были потушены. Моряки и солдаты, вооружившись топорами, залегли на палубе. Доблестные канониры с фитилями в руках стояли около пушек, заряженных картечью и цепными ядрами. Было заранее условлено: как скоро адмирал и капитаны крикнут: «Сто шагов!», что должно было означать расстояние, на которое подошел неприятель, канонирам надлежит открыть огонь с носа, с кормы и с борта.

И капитаны услышали голос мессира Ворста:

– Смерть тому, кто заговорит громко!

И они повторили за ним: