тебе придется все продать, — сказал Тенгель. — Нельзя бросать все на произвол судьбы.

— А не глупо ли продавать? — вмешался в разговор Аре. — Ты ведь знаешь, отец, я собираюсь проредить здешний лес. Мы с тетей Шарлоттой уже договорились. И что может быть лучше, чем владеть лесоторговым предприятием! Можно сбыть все сразу.

— Прекрасная идея, — сказал Даг.

— Но я не разбираюсь в торговле, — заметила Лив. — И я не хочу жить в этом ужасном купеческом доме — с воспоминаниями. Я лучше останусь здесь!

— У тебя есть такая возможность, — сказал Даг, разочарованный тем, что она избегает его взгляда. — Я, как юрист, могу во многом помочь тебе. Кстати, ты не должна забывать и о своих способностях, ты могла бы, находясь здесь, проверять счета… Не знаю, что делать с домом, грешно было бы продавать его…

— А почему бы мне не жить там? — непринужденно спросила Суль. — Разыгрывать из себя светскую даму, устраивать приемы и тому подобное. Женихи валом повалят, стараясь купить меня.

— Не говори глупостей, — строго заметил Тенгель. — Ты не можешь жить одна!

— Очень даже могу. Это сделает мою жизнь еще более содержательной. Все умрут от любопытства, видя такую красивую женщину с такими скорбными глазами!

— Скорбные глаза — у тебя?! — рассмеялся Аре. — Твои глаза полны жажды жизни и всякой чертовщины!

— Аре! — строго сказала Силье. — Не смей ругаться в этом доме!

— А я и не ругаюсь, это только к слову пришлось.

Тенгель вздохнул, с трудом скрывая улыбку.

— Что-то наш семейный совет не удался, — сказал он. — Давайте-ка посерьезнее. Вы все взрослые, за исключением Аре. Но он единственный, кто пристроен к делу. Взрослые же дети никак не могут осесть и прочно обосноваться. Даг получил блестящее образование. Что ты намерен делать дальше?

— Я пока точно не знаю, отец. Но у меня есть два действительно хороших предложения, а также масса других вариантов.

Даг по-прежнему называл Тенгеля отцом, из-за чего Шарлотту часто поддразнивали друзья и знакомые.

— Но пока ты сидишь и ловишь мух! Лив досталось в наследство торговое предприятие, но у нее нет сил приложить к нему руки. А Суль!.. Ты не могла бы опять помогать мне с больными? Им всем так не хватает тебя, но больше всего — мне.

— Могла бы, — уклончиво произнесла она, думая при этом о той свободе, вкус которой уже почувствовала. Все совершенно изменилось с тех пор, как она встретилась с Князем Тьмы. К прошлому больше не было возврата. Да, могла бы, — повторила она. — Но недолго, пока я не определюсь в жизни. Вряд ли ко мне будут липнуть женихи.

— Женихов у тебя предостаточно, ты хорошо это знаешь, — улыбнулась Силье. — Добрая половина пациентов мужского пола ухаживала за тобой. Но не похоже, чтобы тебе кто-то нравился.

— Это не так совсем, — беспечно ответила Суль.

В конце концов все стало на свои места. Суль с отсутствующим видом возилась с пациентами, давала им безвредные, слабые лекарства и обещала полное выздоровление. Иногда это помогало, иногда нет, но больные любили ее. Пару раз она предпринимала прогулки в лес, где устраивала свои скачки на Блоксберг, однако последствия были такими тяжелыми, что она не могла делать это часто. Тем не менее она постоянно тосковала по прекрасному образу Сатаны. Несмотря на то, что все происходящее на Блоксберге постоянно менялось, он всегда оставался тем же: несказанно привлекательным мужчиной с теми дьявольскими чертами, которые так нравились Суль. С каждым разом он становился все более и более красивым, все более эротичным. Пропасть между ним и обычными земными мужчинами становилась все более глубокой. Она встречалась с ним уже трижды в вихре экстаза и каждый раз, просыпаясь после этого, она чувствовала все более и более горькую пустоту. Она рыдала в бессилии.

Суль понимала, что с каждым разом сознание ее становится все более и более ущербным. Преисподняя стала для нее пограничной зоной, разделяющей два мира, и она все яснее и яснее осознавала, в каком мире чувствует себя как дома, куда влечет ее тоска. Это пугало ее больше, чем она того желала.

Лив постепенно возвращалась к нормальному существованию. Но до полного выздоровления было еще далеко. Даг был очень терпелив, часто думая о том фатальном мгновении, когда оба они поняли, что вовсе не являются братом и сестрой.

Лив сама начала об этом разговор. Они сидели у окна в Гростенсхольме. Наступили сумерки. Беседа их иссякла. Они были одни. Шарлотта отправилась на Липовую аллею.

— Что же будет с нами? — внезапно вырвалось у Лив.

Он вздрогнул.

— О чем ты?

— Ты знаешь, о чем.

— Да, — после некоторой паузы ответил он. — Только я не решался говорить об этом.

Лив ждала, что он ответит.

— Ты согласна, Лив? — тихо спросил он. — Согласна выйти за меня замуж?

Она отвернулась.

— Это не так легко, — прошептала она. — Хотеть, это не то же самое, что мочь.

— Что же мешает?

Она торопливо покачала головой.

— Я не могу тебе сказать об этом, Даг. Не могу. Это… слишком личное…

Он пристально взглянул на нее, но она снова отвернулась.

— Но ты согласна? — опять спросил он. — Согласна выйти за меня?

На этот раз она решительно кивнула. Даг не стал больше терзать ее, видя, как ей трудно.

Вместо этого он обратился со своими проблемами к Суль — открытой и честной Суль, всегда готовой придти на помощь. Он попросил ее выведать у Лив, что мешает ей выйти за него замуж.

— Во-первых, еще слишком рано, ведь ее мужа только что похоронили, — ответила Суль.

— Знаю, но я могу подождать.

Суль, почти уже решившая покончить со своими опасными играми в Блоксберг, была рада занять свои мысли другими проблемами.

— Конечно, я спрошу ее, брат. Единственное, что сейчас может спасти Лив, это брак с тобой. Почему ты не понял это раньше, простофиля?

— Ты так всегда думала?

— Откровенно говоря, нет, я так не думала, я смотрела на вас как на брата и сестру.

— И мы тоже. Но ведь мы же не брат и сестра, Суль!

— Нет, конечно, нет! Я желаю вам всего самого наилучшего и выведаю у нее правду.

И ей удалось все узнать. Как и в детстве, они спали с Лив в одной комнате, и однажды вечером Суль заметила, что Лив созрела для разговора о своем жутком браке. Она слышала в темноте шепот сестры:

— Наша мамочка говорила мне, чтобы я отдала ему всю мою любовь, чтобы я принимала его с радостью и давала ему понять, что разделяю его… страсть. И я