предложил отдать две эти крепости принцу де Конде, если я соглашусь принять его у себя в постели.

Аббат заскрипел зубами: картина, что возникла в его воображении, очень ему не понравилась.

— Что, конечно, весьма лестно говорило о моей женской привлекательности. К несчастью, он потребовал еще и миллион двести тысяч ливров на свои расходы, что делало его предложение менее лестным. Прибавлю к этому, что то же самое предложение через посредство господина герцога Карла Лотарингского он в свое время делал Мадемуазель. Условия были примерно теми же, но речь шла не о любовных притязаниях на благородную даму, а о готовности поспособствовать ее браку с…

— Не извольте прогневаться, но мы уклоняемся от темы.

— Я этого не нахожу, но если вы так считаете…

— И что же вы ответили маршалу?

— Что предпочитаю, чтобы свои торги он вел лично с принцем и написал о своем предложении де Конде, а сама по старой дружбе согласилась переслать его письмо.

Глаза Фуке радостно вспыхнули.

— Так вы признаете, что состоите в переписке с врагом нашего государства?

— Мне кажется, что даже для Его Преосвященства будет слишком большой честью считаться нашим государством. Естественно, что я переписываюсь со своим кузеном, и не вам об этом сожалеть. Как раз из этих писем ваши шпионы, перехватывая их, черпают те сведения, добычей которых так гордятся.

— Что вы имеете в виду?

— Что для вас нет ничего невозможного, вы читаете частную переписку. Но вернемся к маршалу. Он доверил мне свое великолепное послание, позабыв сообщить, какое сделал мне предложение. Однако я поспешила исправить его ошибку и сразу же после ухода маршала написала о нем принцу, не сомневаясь, какое огромное впечатление произведет на него этот литературный образчик. В своем письме я подчеркнула, что две эти вещи: моя сдача и сдача крепостей неотделимы друг от друга. А теперь я хотела бы знать, сколько времени вы собираетесь продержать меня здесь?

— Разве вам здесь плохо?

— Мне было бы здесь чудесно, если бы я могла общаться только с вашей матушкой.

— К сожалению, в свою очередь должен вам сказать, что…

— Я вас поняла.

— Подумайте сами, ведь вы могли бы быть в Бастилии. Здесь гораздо уютнее, не так ли?

— Без вас было бы замечательно. Но раз вы здесь, я предпочитаю Бастилию!

— Вполне возможно, вас туда и отправят, если вы будете вести себя неразумно и неосмотрительно. Итак, вы признали, что состоите в переписке с государственным преступником. Но это не единственный пункт обвинения. Есть и другой, гораздо более серьезный: вы злоумышляли против жизни кардинала Мазарини.

— Снова Мазарини! Почему мы должны без конца возвращаться к этому шуту! Можно подумать, что во Франции нет короля! Хотя, да, я понимаю, вам платит Мазарини. Но ему надо бы вести себя поскромнее и поосторожнее! Совсем недавно весь город Париж со свистом и улюлюканьем требовал его головы. Интересно, каким же образом я намеревалась его убить?

— С помощью этой безделушки.

Базиль достал из ящика коробочку с перегородчатой эмалью. Едва взглянув на нее, Изабель рассмеялась.

— Ах, вот в чем дело! Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно! Оказывается, всему виной «симпатическая пудра» моего соседа Дигби? Но вы, господин Фуке, можете и сами воспользоваться ею в любом количестве и вызовете только чиханье. Впрочем, она создана совсем для других целей. Достаточно посыпать щепоткой пудры того, кто вас не любит, и… Можете испробовать ее на мне. Кто знает, может быть, я буду вас обожать.

— Мы подмешали ее в еду кошке и собаке, та и другая сдохли.

Изабель перестала смеяться. Она взяла коробочку, открыла ее и увидела, что белейшая пудра сделалась серой. В нее, без сомнения, что-то добавили. Изабель машинально послюнила палец, взяла немного пудры и уже поднесла ее к губам… Но облизать не успела. Базиль схватил ее за руку и вымыл ее руку водой из графина, стоявшего на столе.

— Или вы сумасшедшая, или вы не поняли, что я вам сказал.

— О нет! Напротив! Я слишком хорошо поняла ваши слова!

И под ее взыскующим взглядом Базиль Фуке отвел глаза.

Было известно, что у себя в доме госпожа Фуке устроила что-то вроде лаборатории, где собственноручно готовила лекарства, однако составляющие их отнюдь не всегда были безобидны.

На этот раз Изабель стало страшно: сидящий перед ней человек был в самом деле способен на все, лишь бы завладеть ею. От одной мысли об этом ей стало нехорошо, и она побледнела.

— Вы настоящее чудовище, — прошептала она.

— Да, я чудовище. Но пеняйте за это на себя. Вы превратили меня в чудовище.

— Я не люблю вас. И не полюблю никогда!

— Откуда вы это знаете? Станьте моей, поставьте опыт. И вы измените свое мнение. Другие женщины, а их немало…

— Избавьте меня от списка ваших побед! Хотя я не думаю, что он так уж длинен.

— Вполне достаточен, чтобы я был им доволен. И вы уже тоже находитесь в нем и служите его украшением.

— Каким образом? Не прошло и часа, как я нахожусь в этом доме!

— Новости мигом облетают Париж. В особняке Рамбуйе госпожа де Севинье объявила вчера, что вы были у меня, и все нашли это очень забавным. Неужели так трудно совершить небольшой грешок? Я прошу вас! Молю! Ночь! Всего одну ночь! И вы снова будете в Мелло.

Протянув руки, он медленно приближался к ней, готовый заключить ее в свои объятия. Но Изабель мгновенно вскочила и встала за спинку кресла.

— Еще один шаг, и я закричу!

— Кричите сколько хотите! Матушка у себя в лаборатории в подвале, а все слуги в полном моем повиновении.

Изабель охватила паника. Она бросилась к окну, распахнула его, но аббат уже ее обнял.

— На по-о… — закричала Изабель, но аббат прервал ее крик поцелуем.

В этот миг двери в кабинет распахнулись, и вошла госпожа Фуке.

— Сын мой, — прозвучал ее ровный голос. — Если вам стала чужда забота о том, кто вы, вспомните о том, кем всегда были мы: людьми чести!

— Простите меня, мама! Но эта женщина доводит меня до безумия!

— Тем более вам должно обуздать себя. Нашему родовому гнезду достаточно той беды, что вы пожелали сделать его подобием тюрьмы, не превращайте его в дом позора.

— Я желал только, чтобы госпожа герцогиня обрела достойное убежище. У нее много врагов, даже среди тех, кого она продолжает считать друзьями.

— Кого вы так черните? — вскинула голову Изабель. — О ком вы говорите?

— Об окружении вашего дорогого де Конде. Там вас