— Мы можем сначала тебя отвезти, — сказала Настя.

— Нет-нет, — замотал головой Владик. — Я не тороплюсь.

Всю дорогу до ее дома он молчал. Ей хотелось сказать ему что-нибудь ласковое, но она никак не могла придумать, что. К тому же боялась, что получится только хуже. Она так и вышла, ничего не сказав, только попрощавшись, а охранник повез Владика дальше.

Возле подъезда охранник припарковал машину, подождал, пока Владик выберется, поставил джип на сигнализацию и вошел в подъезд первым. Лифт еще не успели включить, и охранник не спеша поднимался по лестнице, сунув руки в карманы, как почему-то всегда делает охрана, нарушая все инструкции. Владик, сдерживая нетерпение, топтался за ним; сначала отпускал вперед, а потом нагонял, перепрыгнув через ступеньки.

Когда они были где-то между вторым и третьим этажами, сверху послышалась дробь быстрых шагов. Охранник остановился. Навстречу им сбегало двое парней, громко и весело переговариваясь.

— Я ей говорю, слышь, а ты, в натуре, не офигела... — рассказывал один другому. — Такие фишки мне выкатываешь!

Второй смеялся и крутил головой.

Охранник посторонился, давая им дорогу. И в ту же минуту раздался хлопок. Владик еще не понял, что произошло. Он лишь увидел, как охранник медленно сползает по стене, хрипя и зажимая ладонями живот.

— Вы что делаете? — испуганно крикнул Владик.

Следующий выстрел настиг его. Он пошатнулся, дернулся назад и упал навзничь, хрипя от боли и от страха. Широко распахнутыми синими глазами он еще видел, корчась на бетонном полу, как один из парней наклоняется над ним и приставляет длинное дуло к его голове. Владик успел услышать еще один хлопок. А потом все погасло.

В понедельник утром я притащился в свой кабинет к десяти, в надежде, что Храповицкий будет все еще отсыпаться и что мы с ним сегодня не встретимся. После бессонной ночи я чувствовал себя совершенно разбитым. Голова была ватной, мысли путались, во рту стояла непереносимая горечь от сигарет и выпитого кофе. Зато я принял окончательное решение и надеялся, что оно придаст мне сил промучиться на работе с час. На большее я не рассчитывал. А потом я собирался исчезнуть.

— Вы что-то сегодня неважно выглядите, — озабоченно заметила Оксана.

— Странно, — буркнул я. — С чего бы это?

— Вас уже Владимир Леонидович спрашивал, — сообщила мне Оксана, глядя на меня с состраданием.

— Он что, уже здесь?

— И Виктор Эдуардович тоже.

— Тем лучше, — мрачно заметил я, хотя не видел в этом ровным счетом ничего хорошего.

И потащился к шефу. Они сидели вдвоем с Виктором. Точнее, сидел только опухший и угрюмый Храповицкий, откинувшись в кресле и утомленно прикрыв глаза. А Виктор раненым зверем метался по кабинету, кусая губы и невнятно ругаясь. Было заметно, что его суета доставляет страдание больным нервам Храповицкого, но шеф терпел, не реагировал — вероятно, экономил каждое движение.

Когда я вошел, Храповицкий, не открывая глаз, издал едва слышный стон, который при желании можно было принять за недружелюбное приветствие. Виктор, напротив, кинулся ко мне и пожал руку.

— Слышал уже? — осведомился Виктор. — Про этого урода из «Золотой нивы»?

— Слышал, — пробормотал я, невольно передергиваясь от слова «урод».

— Я только что говорил с Савицким, — возбужденно продолжал Виктор, не останавливаясь. — Их ждали в подъезде. По два выстрела — в него и в охранника. Второй, контрольный, в голову.

— А можно потише? — подал заржавевший голос Храповицкий. — И сядь, пожалуйста, куда-нибудь. А то у меня в глазах мелькает. Тошнит.

Виктор машинально остановился, послушно сел в кресло, но тут же снова вскочил.

— Савицкий говорит, «заказуха». Сто процентов. Но почему сейчас?!

Его волнение было мне не очень понятно.

— Я был там ночью, — сдержанно отозвался я. — Часа через два после того, как его убили. Менты рассказали мне подробности.

Он не спросил меня, что я там делал. Он был слишком озабочен своими мыслями и переживаниями.

— Черт! Кто мог это сделать?! — воскликнул он с раздражением, опять устремляясь вдоль кабинета и обратно. — Кому это понадобилось?

— Да кому угодно, — я пожал плечами. — Мы же знаем, какой у него был бизнес: одни проблемы. Вчера я сам видел, как он ссорился с Бабаем. Там еще Пономарь за него заступался...

— Пономарь? — перебивая меня, переспросил Виктор. — А о чем они спорили?

— Нам-то, собственно, какая разница? — вмешался Храповицкий. — Скажи лучше Ленке, пусть рюмку коньяку принесет. Иначе я не встану.

— А про звонок слышал? — опять повернулся ко мне Виктор, игнорируя просьбу Храповицкого.

— Какой звонок?

— Савицкий говорит, что кто-то позвонил в милицию и сообщил, что у этого Владика в джипе спрятаны наркотики. Приехали из ОМОНа, дождались его и обшмонали его машины. Ничего не нашли.

— Это, может быть, и не связано одно с другим, — заметил я, подумав. — Кто-то мог пошутить по пьянке.

— Нет, не скажи! — горячо возразил Виктор. — Тут что-то не то!

— Лена, да принеси же коньяку! — взорвался Храповицкий, ударяя рукой по селектору. — Сколько можно просить?! Сдохнешь тут, на рабочем месте, и никто пальцем не пошевелит.

Через минуту Лена вплыла в кабинет с большой рюмкой коньяку на подносе и дольками лимона на блюдце. Храповицкий выпил коньяк, а лимон брезгливо отодвинул в сторону.

— Ненавижу лимоны, — с отвращением пробормотал он.

— А мне все-таки кажется, что этот звонок неспроста, — твердил свое Виктор.

— Слушай, чего это тебя так волнует? — удивленно уставился на него Храповицкий. Он начал приходить в себя. — Ну, убили и убили. Жалко, конечно, мальчишку. Ефима тоже по-своему жалко. Он хоть и мерзавец законченный, но сына потерять врагу не пожелаешь. Только мы-то тут при чем?

— Да у меня там, — начал было Виктор, но смешался. — Короче, в его фирме мои хорошие знакомые деньги держали.

— Да ну? — поразился Храповицкий. — Есть же еще на свете болваны. Почему они только на мою долю не достаются? Лучше бы мне свои бабки отдали. Я бы их честно пропил с Ваней. Так сказать, в дело бы пустил.

— Датам гарантии были... — промямлил Виктор. Было заметно, что эта тема для него неприятна.

— Какие могут быть гарантии в таких пирамидах? — возразил Храповицкий. — Они же создаются под «кидняк». Передай своим знакомым, что я им не сочувствую. Я вообще дуракам не сочувствую.

Виктор кинул на него быстрый взгляд, закусил губы, но ничего не ответил.

— Ладно, Бог с ним, — решил Храповицкий, поднимаясь. — Пора Ваню Вихрова проведать. А то жив он, нет, мы даже и не знаем. Ты поедешь? — спросил он Виктора.