«Золотые реки» из письма Бальбоа до сих пор казались далекими. Новые конкистадоры, которым недоставало опыта, настраивали против себя индейцев; многие из этих поселенцев уехали в Испанию при первой же возможности – среди них были францисканский епископ Хуан де Кеведо и историк Овьедо. Однако некоторые уезжали на Кубу, а оттуда, как Франсиско Монтехо, Бернардино Васкес де Тапиа и Берналь Диас де Кастильо, отправились с Кортесом в Мексику.

Тем временем король размышлял о том, какие взаимоотношения могли установиться между Бальбоа и Педрариасом. Он предписал последнему сотрудничать с первым и советоваться с ним в разных предприятиях. Затем он назначил Бальбоа аделантадо Южного моря и губернатором Панамы и Койбы. Но даже в такой должности он должен был подчиняться Педрариасу: король специально настоял, чтобы «здесь был один предводитель, и не более».

Тем временем Педрариас решил, что единственным для него выходом было послать капитанов по всем направлениям. Эти энтрадас, как они назывались, согласно Овьедо, были облавами – охотой за рабами. Овьедо добавляет, что ему просто не хватит времени описать все, что делали конкистадоры для того, чтобы загнать индейцев в ловушку. Эти энтрадас свели на нет довольно неплохие отношения с индейцами, которых в целом достиг Бальбоа. Постоянно зачитывались «Требования». Их читали по-испански, обычно с расстояния. Однажды, когда их смысл был растолкован Фернандесом де Энсисо касику индейцев сину, тот сказал: «О, папа, должно быть, был пьян», раз раздал земли, которые уже принадлежали другим. Однажды Хуан де Айора, самый жестокий из командиров Педрариаса, зачитал эту декларацию, когда индейцы уже стояли с веревками на шеях{1331}.

Эти долгие забытые рейды забытых ныне конкистадоров в дальние джунгли представляли собой странную смесь отваги и жестокости. Имена как испанцев, так и их центральноамериканских открытий – племен, людей, мест – поражают. Но это не должно нам помешать вспомнить те потрясающие и беспрецедентные предприятия, риск которых был высок, а потери – огромны.

Первую важную экспедицию на материк возглавил Луис Каррильо (свояк королевского секретаря, Лопе де Кончильоса). Будучи неопытным, Педрариас дал ему в помощь Франсиско Писарро, почти никому не известного. Они выступили с шестьюдесятью спутниками в южном направлении, основали на реке Анадес поселение, которое назвали Фонсека-Давила. Но они не нашли столько золота, как рассказывал Бальбоа, – добыча составила всего каких-то 1000 песо, хотя они и захватили много рабов. Экспедиция Каррильо вернулась в Дарьен. Педрариас был разгневан ее беспомощностью, но, возможно, из-за родства Каррильо и королевского секретаря не стал никого наказывать{1332}.

Вторая важная энтрада на запад была предпринята под командованием Хуана де Айоры, с которым ушли четыреста человек. Целью ее, согласно Овьедо, было продолжение дела Бальбоа – поиск самого узкого места Панамского перешейка и построение фортов вдоль него. И губернатор, и епископ дали Айоре краткие инструкции о том, чтобы тот был терпим с индейцами{1333}.

Айора разделил свой отряд на три группы: одна под командованием Хуана де Сориты, численностью в пятьдесят человек, двинулась в Покорису, а другая, возглавляемая Франсиско де Авилой, численностью в 150 человек, направилась к Тихому океану. Третья группа, под командованием самого Айоры, отправилась исследовать земли индейцев куэва.

Получив теплый прием в Комагреме и завоевав доверие индейцев, Айора и его люди атаковали гостеприимных хозяев, желая золота и рабов, пытая и травя их собаками. Однако вождь индейцев Тубанамы спасся и сумел, в свою очередь, атаковать испанцев. В октябре Айора вернулся в Дарьен, сославшись на болезнь и оставив вместо себя лейтенанта Эрнана Переса де Менесеса, – который основал Лос-Анадес в заливе Сан-Блас. Этот новый город был вскоре уничтожен, а много испанцев перебиты разъяренными индейцами. Мария де Агилар, любовница Айоры, которая храбро поехала со своим мужчиной, была захвачена касиком, который сделал ее своей наложницей. Впрочем, ее скоро убили другие жены касика. Затем Франсиско де Авила пытался основать город в Тумака (возможно, на месте нынешней Панамы) – но, заболев, оставил эту затею.

Во время этих походов Хуан де Айора обращался со встреченными касиками с такой жестокостью, что те стали непримиримыми врагами испанцев. Доведенные до крайности, они убивали испанцев порой в открытую, порой устраивая им ловушки. В тех местах, где во времена Бальбоа шла более-менее нормальная торговля, а касики были дружелюбны, теперь приходилось сражаться. Зато Айора, награбив таким путем достаточно золота, решил сбежать в Испанию. Похоже, Педрариас закрывал на это глаза{1334}.

К этому времени прибыли две каравеллы, доставив королевское послание о назначении Бальбоа на должность аделантадо, а также с новыми поселенцами на борту. Педрариас хотел перехватить эти письма, чтобы они не попали к Бальбоа. Но и Кеведо, и Бальбоа уже слышали о них, и Педрариасу пришлось собрать местный совет. Епископ Кеведо обвинил Педрариаса в нарушении распоряжений Короны, но Диего Маркес и Алонсо де ла Пуэнте решили, что эти письма не следует передавать Бальбоа, пока не будет закончена инспекция по его делу. В конце концов письма были переданы ему по настоянию епископа Кеведо. С этого момента Бальбоа действительно стали именовать аделантадо. Это лишь усугубило проблемы: Педрариас был в том возрасте, когда назначение значит все, и он чувствовал себя оскорбленным, поскольку это назначение явно угрожало его положению. Педрариас написал домой, жалуясь на то, что Бальбоа не исследовал тот регион, губернатором которого был назначен.

Тем временем закончилась резиденсия по делу Бальбоа. Несмотря на свое растущее восхищение его работой, Эспиноса нашел свидетельства нарушения субординации в отношении Короны, что стоило Бальбоа 1 565 000 мараведи, после чего он остался почти без денег. Тогда он написал несколько писем королю. Одно из них сохранилось – это письмо от 26 октября 1515 года, в котором Бальбоа требовал расследования событий в Дарьене. Ибо, писал он, касики и индейцы, которые были подобны агнцам, «обратились в диких львов, что стало плохой услугой Господу»{1335}. Что до губернатора, то, может быть, он и почтенный человек, но «он очень стар для такой роли и весьма страдает от тяжкого недуга, который не оставляет его с того дня, как он прибыл». Он, считал Бальбоа, «человек весьма способный перегнуть палку»{1336}. Он «никогда не наказывал тех, кто понес урон в различных энтрадах».

Бальбоа и Педрариас также конфликтовали по поводу нового указа, который позволял торговать рабами, захваченными в глубине островов. Бальбоа был против, но Педрариас сказал, что сейчас «лучше смириться с этим, поскольку людям есть чем заняться». Андагойя заметил, что в те дни «никто не желал заниматься миротворчеством или развитием поселения. Всех интересовала лишь добыча золота и рабов».