Тошан окончательно проснулся и испытал желание рассказать ей все, что знал сам. И он сделал это мысленно.

«Моя дорогая супруга, я не могу спать с тобой в комнате, где твой отец обесчестил мою мать и куда принесли из леса мою новорожденную сестру Киону, твою сестру и сестру ребенка Лоры, Пьера-Луи, о котором ты говоришь с улыбкой гордости».

Хижина Талы, пятница, 10 августа 1934 года

Эрмин сидела под навесом на веранде, скорее длинной, чем широкой. Отсюда она могла видеть Мукки, пускавшего бумажный кораблик в чане с водой. Шарлотта читала, лежа на одеяле. Зонтик закрывал ее от солнца.

Вокруг царили мир и покой. Мадлен укачивала двойняшек, которые только что поели. Тошан еще не вернулся с охоты. В июле он убил карибу[55], на огромную тушу которого молодая женщина не могла смотреть без сожаления. Ей совсем не понравились три дня «скотобойни», как назвала это кормилица, в течение которых тушу разрезали и сняли мясо с костей. От запаха ее жутко тошнило, так что она решила было, что снова беременна. Но очень скоро с огромным облегчением получила верные доказательства того, что это не так. Карибу превратился в куски копченого мяса, а его шкуру, выделанную Мадлен, постелили на полу в их с Тошаном комнате.

«Дни идут так быстро! — подумала она и оторвалась от шитья, чтобы посмотреть на прозрачно-голубое небо. — Я так и не написала директору Капитолия — никак не могу решиться. Тошан смотрит, какие письма я передаю Пьеру каждый раз, когда он к нам заезжает. По крайней мере, я получила хорошие новости из Валь-Жальбера. Мама все не нарадуется моему маленькому братику Пьеру-Луи. Я не могу разделить с ней эту радость. Жаль!»

В конверт Лора вложила две фотографии. На одной фотограф запечатлел ее сидящей перед домом, под навесом, с одетым во все белое сыном на руках. За ее креслом стоял с важным видом Жослин. Другая фотография была портретом двухмесячного Пьера-Луи.

«Тошан мельком взглянул на снимок, где родители вместе с сыном, да и на второй тоже. Это наводит на мысль, что ему безразличны мои родные. И я никогда не пойму почему. Хотя мне повезло, что он не стал читать письмо мамы. Она рассказала, что уже кое-что сделала в преддверии нашей поездки в Квебек. Господи, как же она расстроится, если я откажусь от контракта!»

Огорченная собственными размышлениями, молодая женщина положила шитье в матерчатую сумку. Утешение она нашла в созерцании своего сына. В будущем месяце Мукки должно было исполниться два года.

— Где мы будем в этот день? — вполголоса проговорила она. — Здесь или на берегу Сен-Лорана?

И вздохнула. Жить в хижине в целом оказалось приятно. Здоровый, живительный воздух; часы жары вполне переносимы благодаря соседству с рекой. Эрмин получала удовольствие от приготовления пищи. Вчера они с Шарлоттой и Мукки ходили в лес за черникой, и теперь на этажерке возле большого очага выстроились многочисленные горшочки с темно-фиолетовым джемом. По ночам Тошан был внимательным, страстным, нежным, но днем — отстраненным и серьезным.

«Готова поклясться, он что-то от меня скрывает, — часто говорила себе Эрмин. — Но я не могу его ни в чем упрекнуть: он играет с Мукки, помогает менять пеленки дочкам. И все-таки он изменился!»

Несмотря на подобные мысли, она не решалась расспрашивать мужа, поскольку и сама была с ним не до конца откровенна. В один из первых вечеров, во время ужина, она начала рассказывать о своей поездке в Квебек. Стоило ей произнести слово «театр», как Тошан попросил ее замолчать.

— Мне неприятно слушать об этих обезьянах, которые кривляются на потеху толпы в больших городах! — отрезал он. — И я не хочу ничего знать об этой твоей вылазке.

Растерянная, она подчинилась, но до сих пор чувствовала себя обиженной. Пронзительный крик вырвал ее из мрачных размышлений. Кричала Шарлотта.

— Мимин, змея! Там! Мукки хочет ее потрогать! Беги скорее сюда!

Молодая женщина бросилась к сыну, склонившемуся над огромным ужом. В Квебеке ужи не представляли никакой опасности, Эрмин это знала, и все же рептилия могла укусить ребенка. По пути она схватила ветку, чтобы прогнать ужа.

«И Дюк ушел с Тошаном! — подумала она. — Я бы предпочла, чтобы собака оставалась с нами. Неделю назад мне пришлось камнями прогонять каркаджу! Какой наглый зверь!»

Змея лежала, свернувшись, на куче золы, в том месте, где хозяин дома обычно сжигал ненужные чурки и часть мусора.

— Мукки, отойди, не нужно трогать ужа. Если он проснется, то может кинуться. Шарлотта, да перестань же наконец кричать!

— Я ненавижу змей! — ответила девочка. — Я его не заметила! Может, он тут уже давно. Прогони его, пожалуйста!

— Нет. Мы просто все вместе пойдем в дом, — сказала молодая женщина. — Я начинаю верить Мадлен. Она говорит, что Тала выкладывала вокруг хижины волшебный круг, который не давал зверям приблизиться. И доказательства есть: к нам уже заглядывали в гости и медведь, и каркаджу, и этот старый волк с блеклыми глазами, вчера вечером. А теперь огромный уж отдыхает в десяти шагах от дома. В первый раз вижу здесь такое!

Она передала Мукки Шарлотте. Та не стала возражать и бегом понеслась к хижине, прижимая мальчика к груди. Эрмин рассмотрела змею. У той была очень красивая расцветка.

«Думаю, она переваривает лесную мышку или лягушку, — сказала себе молодая женщина. — Ее нужно просто оставить в покое».

И она бросила ветку в кучу золы. Поднялось облачко серой пыли, а под ним показался кусок дерева, наполовину засыпанный обгорелой хвоей.

— Не может быть! — воскликнула она.

И подняла с земли свою находку, глядя на нее расширенными от изумления глазами. Это оказалась ручка от саней ее отца, та самая, на которой была выгравирована буква «Л». Лак облез, сам поручень походил на обгоревшую головню, и все же сомнений быть не могло.

«Значит, Тошан обманул меня, — подумала она. — Но почему? Он не осмелился сказать правду…»

Эрмин спрятала свою находку. И решила объясниться с мужем, как только он вернется.

Позже, за чисткой картошки и брюквы, она стала строить догадки.

«Он сломал сани и, опасаясь гнева папы, сжег их. Поэтому он и не хотел приезжать в Валь-Жальбер. Но ведь случается всякое и проще было бы рассказать правду!»

Придя к этому заключению, она вспомнила о собственных недомолвках. И чуть было не выбросила обломок поручня в огонь.

«Тошан врет мне, я — ему. Как это грустно! Мы больше не доверяем друг другу!»

Расстроившись, молодая женщина решила написать короткое письмо директору Капитолия. По крайней мере, когда с этим будет покончено, ей не придется рассказывать мужу о том, что сама она считала предательством. После она написала еще одно письмо — матери, чтобы уведомить ее о своем решении. Закончив, она вздохнула с облегчением. Запечатанные конверты Эрмин спрятала в свою сумочку, которая здесь ей совершенно не была нужна.