И он замолчал, с трудом переводя дыхание. Эрмин не верила своим ушам. Она искала, что бы на это ответить, когда раздался жалобный плач Мукки. Следом послышался тихий голосок Шарлотты, которая пыталась успокоить мальчика.

— Своим криком ты разбудил сына, — сказала она. — Покричи еще, и малышки подхватят. Давай поговорим спокойно, прошу тебя! Тошан, позволь мне выполнить условия контракта, только этого, и никакого больше! В это время ты сможешь закончить обустройство дома, как ты и хотел. Я мечтала исполнить партию Маргариты. Это юная девушка, благоразумная и набожная, с длинными белыми косами!

— И, разумеется, с большим декольте! — подхватил он. — Надо же чем-то привлекать в театр мужчин!

— Ты говоришь как умалишенный, — возмутилась она. — Люди приходят слушать оперу ради музыки и пения. Да что ты вообще об этом знаешь? Сцена довольно далеко от публики. И если это единственное, что тебя беспокоит, — я надену платье под горло. Я буду так счастлива, Тошан! Предоставь мне это доказательство твоей любви! Будущим летом я вернусь и уже никуда не уеду, разве только в гости к родителям. Позволь мне один сезон петь в опере, прошу!

Она смотрела на него умоляюще — щеки разрумянились, губы приоткрыты… Волосы медового цвета разметались по полуголым плечам. Ее красота только усилила гнев супруга.

— Ты и так уже похожа на проститутку, — с презрением заявил он. — Предупреждаю, если ты станешь певицей, мы больше не будем мужем и женой! Я перестал верить в Бога, который, так сказать, благословил наш союз. У вас практичная религия: можно делать самые отвратительные вещи, а потом просто исповедаться. Я же подчиняюсь другим законам — закону чести и порядочности.

Эрмин разразилась рыданиями. Она подумала о прошлом своей матери, которой пришлось торговать своим телом, чтобы не умереть от голода. То, что Тошан назвал ее так, вызвало у нее тошноту.

— Я не знаю, что с тобой произошло, — сказала она со слезами, — но ты не такой, как раньше. Как только приедет Пьер Тибо, я уеду с ним в Валь-Жальбер. И ты от меня избавишься. Ты тоже меня предал, потому что всегда говорил, что твое крещение и христианская вера имеют для тебя значение. Хочу только напомнить, что твой отец — ирландец, поселенец, завоеватель! А ты — всего лишь индеец!

Тошан встал и оделся. Несколько минут — и он ушел. Звук хлопнувшей двери прозвучал в ночи, как выстрел.

— Господи! — вскричала Эрмин. — Я во всем виновата! Ну почему это с нами случилось? Тошан, вернись, прошу, вернись!

Но в комнату неслышными шагами вошел не Тошан, а Мадлен. Она распустила свои длинные черные волосы, обычно сплетенные в косы, и теперь они лежали красивыми волнами. Просторная туника скрывала ее полненькое тело и крепкую грудь.

— Эрмин, я услышала ваши крики. Что случилось? Мой кузен не ударил тебя?

— Нет, он не прикасался ко мне. Он оскорбил меня, унизил. Я решила вернуться к родителям, и как можно скорее. Но не могу уйти пешком, увы!

— Я не хотела подслушивать, но поняла, что Тошан не хочет, чтобы ты пела в Квебеке, — сказала Мадлен.

— Он хочет одного: запереть меня в этой хижине посреди леса на долгие годы и сделать мне кучу ребятишек! — с раздражением отозвалась Эрмин. — Если бы он любил меня, то радовался бы, что у меня такой талант!

— Мой кузен считает, что ты обычная женщина, хочет видеть тебя послушной и преданной. Но ты — не обычная, твой голос — прекрасный подарок Господа, и, наверное, он очень любит тебя, если так щедро одарил. Не отказывайся от мечты, Эрмин! Однажды Тошан поймет, что был неправ.

— Странно, что именно ты поддерживаешь меня. Вы ведь с ним родственники!

— Меня почти что силой заставили стать женой человека намного старше меня. И если я хочу принять монашество, то только для того, чтобы вновь не оказаться под властью мужчины. Но я могу еще подождать и, как я тебе уже сказала, поехать с тобой в Квебек. Я очень привязалась к твоим дочкам. Когда я с ними, я меньше страдаю от разлуки с моей девочкой.

Эрмин внимательно посмотрела на Мадлен. На ее нежном лице она увидела искреннее сочувствие и бросилась ей на шею.

— Спасибо! Наконец-то у меня есть настоящая подруга-сверстница! Я буду очень рада, если ты проведешь со мной зиму, где бы то ни было. Но мы обязательно заберем твою дочку!

— Тогда мне нечего будет больше желать, — призналась кормилица.

Они еще долго разговаривали в темноте. Для Эрмин, у которой было ощущение, будто небо обрушилось ей на голову, это стало огромным утешением. Она ожидала, что Тошан будет сердиться, что с ним трудно будет договориться, но никогда не думала, что он может быть таким жестоким.

Молодой метис не появился дома ни на следующий день, ни позже. Прошла неделя. Начались дожди — проливные, холодные. Земля сильно размокла. Шарлотта, как могла, развлекала Мукки, но мальчик стал капризным. Эрмин присматривала за ним, когда он играл под узким навесом из толя, откуда открывался хороший обзор окрестностей. Она все еще ждала возвращения своего мужа.

— Но где он? — спрашивала она у Мадлен. — Он не взял ни ружья, ни ножа. Я с ума схожу от беспокойства!

— Дюк ушел с ним. Он хороший сторожевой пес. Думаю, кузен отправился к Тале, в дом моего брата Шогана, где живут еще бабушка Одина и моя тетя Аранк. Он все обдумает и вернется.

Эрмин сомневалась в этом. Она мало спала, потеряла аппетит и не занималась пением. Крестики, нарисованные ею в ожидании очередного визита Пьера Тибо, который, как и обещал, регулярно поднимался вверх по реке в своей лодке, сказали ей, что приближается день его очередного приезда. Она решила передать ему письма, написанные двумя неделями ранее.

— Если Тошан извинится передо мной, — говорила она Мадлен, — я объявлю, что разорвала мой контракт. Еще меня очень огорчает, что я не вижу, как растет мой маленький брат, Пьер-Луи. Валь-Жальбер кажется мне таким далеким!

Прошло еще три дня, но ни Пьер, ни Тошан так и не появились. Эрмин решила уже, что Тошан нашел средство помешать своему другу приехать, поскольку его лодка оставалась единственным способом сообщения между ними и Перибонкой все лето. С первым снегом они с детьми, кормилицей и Шарлоттой окажутся запертыми в ледяной тюрьме.

В четверг двадцать третьего августа солнце вернулось. Его сияющий свет пролился, словно бальзам на раны, и рассеял тоску молодой женщины. Она отправилась развешивать белье, которое накануне как следует выварила на огне. Мукки прыгал вокруг матери — веселый и шаловливый. Он стащил у Эрмин прищепку и теперь подкидывал ее в воздух.

— Папа! — вдруг закричал мальчик. — Папа!

И со всех ног бросился к опушке леса. Эрмин увидела среди деревьев двух людей и большого серого пса — Дюка. Испытав огромное облегчение, поскольку в спутнице супруга она узнала свою свекровь, молодая женщина оставила белье и поспешила за сыном. Тала улыбнулась ей, но это была уклончивая улыбка, от которой ни ее черные глаза, ни все лицо не становились веселее. И все же, когда Мукки обнял ее ногу и прижался лицом к бедру, индианка искренне этому обрадовалась.