Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЗОНТАГ ПРОСИЛА ВИЛИ ПОМОЧЬ ЕЙ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ СЛОЖИВШЕГОСЯ У НЕЕ ИМИДЖА «ЗОНТАГ КАК МЕТАФОРА». «ТЫ ДОЛЖЕН ПОМОЧЬ МНЕ ПЕРЕСТАТЬ БЫТЬ СЬЮЗЕН ЗОНТАГ», – ГОВОРИЛА ЕМУ ОНА.
Она хотела снять с себя функции публичной личности, чтобы иметь возможность сконцентрироваться на писательской деятельности. Она «горела желанием» начать работу над романом, но не могла «из-за этого имиджа «Сьюзен Зонтаг»[1242].
Вили должен был оградить ее от постоянных домогательств и просьб, а также помочь ей достичь стабильного финансового положения, при котором ей больше не придется спать в квартире, где вместо потолка натянут брезент. В принципе отношения Зонтаг с литературным агентом нисколько не должны были повлиять на ее отношения с Роджером. Ведь согласно утверждениям Пегги Миллер Роджер любил Сьюзен больше, чем любого другого автора своего издательства. Он сам предложил Сьюзен найти литературного агента, поскольку издательство было не в состоянии справиться с количеством просьб к ней и ее собственных[1243]. Роджер понимал, что отношения автора и издательства не всегда являются гармоничными, просто потому, что автор хотел, чтобы ему платили больше, а издательство стремилось платить меньше. В этом не было ничего нового.
«Отношения являются предопределенными своей природой, – говорил Вили. – У каждого писателя сначала есть чувство благородности, которое постепенно переходит в чувство сожаления». В «патерналистской модели издателя» действительно наблюдается определенный дисбаланс сил[1244]. Однако, судя по комментариям Зонтаг своих отношений со Штраусом, складывается ощущение, что ее не устраивал не патернализм, а его недостаток. Ранее Зонтаг писала: «Я нашла систему безопасных и тихих заводей, феодальных отношений, помогавшую забыть ужас – сопротивляться и выжить». И надо признать, что их отношения были в высшей степени феодальными. Штраус напрямую или косвенно финансово ее поддерживал в течение десятилетий. Его издательство выпустило все ее книги. Как уже упоминалось, Роджер неоднократно давал ей авансы за книги, которые она так и не написала. Он продавал ее книги в США и за рубежом. Он оплачивал ее счета за свет и газ, вместе с Пегги присматривал за Давидом, когда она была за границей, он дал Давиду престижную работу, которой тот занимался в течение более 10 лет.
Однако, по словам Сьюзен и Давида, их эксплуатировали. После пожара Давид сказал: «Роджер повел себя безответственно. Он мог бы дать ей денег, но не дал ни копейки и не доплачивал ей за ту работу, которую она делала»[1245]. Из его слов не следует, да и вообще непонятно, за какую именно работу Сьюзен не заплатили сполна. Прошло восемь долгих лет между книгами «Под знаком Сатурна» и «СПИД и его метафоры». В последней книге было менее 100 страниц. Несмотря на известность Сьюзен, ее книги никогда хорошо не продавались. У Сьюзен были свои представления о том, какой уровень жизни и комфорта она заслужила.
СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ОНА ГОВОРИЛА WASHINGTON POST: «Я РАБОТАЛА БОЛЕЕ 30 ЛЕТ. НЕ ДУМАЮ, ЧТО ЗАВЫШЕННЫМ БЫЛО БЫ ЖЕЛАНИЕ ИМЕТЬ КВАРТИРУ, ДЕРЖАТЬ В НЕЙ, А НЕ В ХРАНИЛИЩЕ, ВСЕ СВОИ КНИГИ И РАСПОЛАГАТЬ ВРЕМЕНЕМ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПИСАТЬ. В ЭТИХ ОРДИНАРНЫХ ТРЕБОВАНИЯХ НЕТ НИЧЕГО ПЛОХОГО»[1246].
Действительно, на первый взгляд эти требования не кажутся завышенными. Но кто должен был обеспечить ей эту квартиру, в которой должно быть место для тысяч книг? И кто должен освободить от преподавания, редактирования, переводов, журналистики и чтения лекций? В 1962 году она среди своих схожих черт с матерью упомянула следующее: «Деньги – мое представление о них (от М.) – это то, что они вульгарны. Деньги приходят «откуда-то»[1247].
«Ты – богатый человек, – писала она Роджеру. – Я – не богатая женщина. У меня нет денег. Я не думаю, что ты до конца это понимаешь»[1248]. Отношением, заложенным в этих фразах, объясняется, что, хотя она и осталась в издательстве Роджера до конца своей жизни, она затаила на него обиду, даже несмотря на то, что тот предложил ей неслыханные по тем временам 8000 долларов за четыре книги.
«СПИД как метафора» не была одной из этих четырех книг. Книга вышла в начале 1989-го, незадолго до того, как она подписала контракт. На аскетично оформленной обложке не было фотографии автора, потому что у Зонтаг не нашлось недавно снятых собственных фотографий. Сьюзен знала, что ее подруга Шэрон ДеЛано работает с Лейбовиц в Vanity Fair, она попросила Шэрон спросить, не захочет ли Энни снять ее портрет[1249]. Энни согласилась и сделала снимок, на котором Сьюзен с драматично зачесанными назад волосами сидит за рабочим столом и выжидающе смотрит вдаль.
Как часто случалось с Энни, ее «небрежная близость» привела к близости несколько другого плана. Она нашла способ сделать Зонтаг приятное и с энтузиазмом отозвалась о романе «Благодетель», который мало кому нравился. Фотограф воспринимал последовательность фантастических картинок иначе, чем писатель или человек от литературы. Сьюзен произвела на Энни сильное впечатление. «Помню, как я пошла с ней на ужин и жутко вспотела, переживая, что не смогу поддержать разговор, – говорила Лейбовиц. – Частично это, наверное, объясняется тем, что я чувствовала себя очень польщенной тем, что она вообще мной заинтересовалась»[1250].
Стереотип отношений возник на первом же свидании. Спустя пару недель после их встречи Сьюзен наняла новую ассистентку – деловую девушку из Техаса по имени Карла Иофф, проработавшую у Сьюзен несколько лет.
«Одним из первых рабочих звонков, на который я отвечала, оказался звонок от Энни. Сьюзен должна была уезжать в PR-тур для продвижения книги, и Энни спросила: «А у вас есть ее график? Можете отправить в мою студию, и можно я свяжу вас с моими сотрудниками? А как она путешествует? Кто занимается ее билетами? Я хочу сделать ей апгрейд до первого класса».
Сьюзен, как обычно, вела себя крайне уклончиво и не афишировала своих отношений с Энни. «Первые несколько месяцев она вела себя с Энни очень мило, – говорила Карла, – не могу сказать, что ужасно ласково. А потом у меня был с ней момент «О Боже!». Карла считала, что Сьюзен скрывает от нее отношения с Энни, потому что не уверена, что ей можно доверять. «Это просто моя подруга Энни, – говорила Сьюзен Карле. – Вчера вечером ненадолго заходила моя подруга Энни». Карла никак не реагировала на эти слова и волновалась из-за мысли о том, что Сьюзен подозревает ее в гомофобии. Наконец, она набралась храбрости и заявила своей начальнице, что у нее нет необходимости скрывать свои отношения. На это Сьюзен ответила, что Энни – ее подруга, не более.