Ян понял, что неуверенность Энни дает ему возможность ее контролировать. «Он говорил ей, что без него у нее в жизни ничего бы не получилось, – вспоминала Малларкей. – Без меня, мол, ты никогда бы не сделала карьеру». Он манипулировал, используя политику кнута и пряника. «Ты будешь самым великим фотографом в мире», – обещал он. В журнале Энни давали неограниченную возможность печататься. На обложке юбилейного номера, посвященного 10-летию журнала, было вынесено два имени: Энни Лейбовиц и Хантера Томсона. Под фото Лейбовиц отвели 50 полных страниц. «В Rolling Stone не было фотографа, чьи работы печатали бы чаще»[1226], – писал Блэк. К тому времени фотографии Энни появлялись на 58 обложках.

В 1977 году редакция Rolling Stone переехала в Нью-Йорк, и Беа Фейт-лер сделала портфолио Энни на 50 страниц. Беа родилась в Рио-де-Жанейро в 1938-м в еврейской семье иммигрантов из Германии и приехала в Нью-Йорк учиться в школе дизайна Парсонс. Она вернулась в Бразилию и сделала карьеру в журнале Senhor. Она делала обложки журнала, в котором были напечатаны первые произведения Клариси Лиспектор[1227], в 1961 году она вернулась в Нью-Йорк и стала арт-директором в Harper’s Bazaar, а спустя еще 10 лет стала одним из основателей феминистского журнала Ms.

«Энни всегда искала сильную женщину, которая бы была для нее как мать», – говорила Малларкей. Как Ян и позднее Сьюзен, Беа дала Энни возможность развиваться и улучшаться.

«Беа была красавицей, очень экзотичной блондинкой, активной, с великолепным чувством стиля, она была в состоянии выступить с конструктивной критикой, могла помочь Энни «набить» взгляд, показать, как все будет выглядеть в целом. У нее была чудесная квартира рядом с центральным парком с южной стороны, изумительная квартира, с массой книг по искусству. Она вынимала и показывала то, что сама сделала в сфере дизайна, какие книги оформила, с какими фотографами работала. Она могла помочь человеку развиваться».

Она работала с Дианой Арбус и была прирожденным учителем. Бразильский фотограф Отто Ступакофф говорил, что «она была лучшим арт-директором, которого я знал, а я работал с сотнями арт-директоров и понимал, что обязана развивать своих фотографов»[1228]. По словам Малларкей, Беа могла говорить с Энни спокойно и авторитетно.

«Она была умной и твердой. Это положительно сказывалось на Энни, которая орала и старалась запугать людей. Беа не было никакой необходимости на кого-либо кричать. И Энни это качество нравилось, потому что сулило безопасность. Беа была как хорошая мать, на которую можно положиться»[1229].

Их любовная связь была короткой, но означала, что Энни, наконец, закончила с Яном и его женой, что привнесло в ее жизнь больше стабильности. Тем не менее Энни продолжала принимать наркотики, ее поведение становилось все более вызывающим, хотя при этом она продолжала прекрасно снимать. В молодости она говорила, что предпочитает реальность, хотя на самом деле, как и Сьюзен, предпочитала видеть мир отстраненно, сквозь фотолинзу. «Суть этого бизнеса такова – то, что кажется, но не является этим на самом деле», – говорила она. Сьюзен с таким же успехом могла сказать то же самое в своем эссе «О фотографии». «Я призываю людей разделить мое видение реальности»[1230].

Точно так же как и в случае со Сьюзен, смешение границ между изображением и реальностью завело ее туда, где нормальным людям совсем не место. Блэк вспоминал фотосессию 1978 года:

«Пэтти Смит выступала в Новом Орлеане. Энни сняла склад. Она хотела создать стену огня. Она читала, что для этого в кино поджигают веревочную сеть, смоченную в керосине. Ей делают такую веревку, она ставит перед ней Пэтти, веревку поджигают. Но, судя по всему, в Голливуде используют веревочную сеть гораздо более плотного и частого плетения, поэтому загорается дикий костер, и Пэтти Смит страшным образом обжигает спину. Ужасно жарко, все потеют, а Энни орет: «Отлично! Идеально!»[1231]

На одной из фотографий Энни изображен ее друг актер Джон Белуши. Белуши стоит у дороги. Фото сделано в глубоких синие-зеленых тонах лиможского фарфора, но фигура актера сгорбленная, выражение распухшего лица – грустное. На заднем плане мелькают огни проезжающих машин. Спустя несколько месяцев Белуши умирает от передозировки.

Он умирает от передозировки спидболлом – смеси героина и кокаина. К моменту его смерти Энни использовала спидболл уже несколько лет. Они даже вместе употребляли. Два раза она чуть не умерла. Оба раза дилеры отвозили ее и оставляли у входа в больницу. Оба раза ее жизнь спасал один и тот же врач. После второго раза он сказал: «Если они тебя третий раз привезут, я тебя спасать не буду»[1232].

Однажды Малларкей в этой квартире увидела «длинный кровяной подтек на стене». Она некоторое время сидела на полу, собираясь перед тем, как войти в другую комнату, в которой боялась увидеть мертвое тело Энни. Но та была еще жива, и Малларкей позвонила ее отцу. Она не стала сообщать, что у Энни проблема с наркотиками, а сказала: «Энни простудилась. Я боюсь, что это воспаление легких, но она не хочет идти к врачу. Вы не могли бы приехать? Это очень важно».

Энни положили в клинику. Она прошла 28-дневный курс реабилитации и тут же записалась еще на один курс продолжительностью 28 дней.

Энни нужно было быть здоровой, чтобы начать новую работу. Vanity Fair закрылся в 1936 году, но издатели не похоронили журнал, Condé Nast стал больше вкладываться в Vogue. Потом издатель Си Ньюхаус решил возродить Vanity Fair, сделать литературно-политический журнал с упором на хорошее фото, моду и новости высшего света.

Беа стала арт-директором журнала и взяла в команду Энни. Но в 1979-м у Беа нашли редкую форму рака. Начали лечение, метастазы росли. В сентябре 1981-го, через месяц после операции, Беа приступила к работе в Vanity Fair. Первый номер панировали выпустить в марте 1983-го, Беа подготовила макет и сетку журнала, вернулась в Рио и умерла в кровати своей матери 08.04.1982. Ее смерть стала большим ударом для Энни, которая посвятила Беа свою книгу «Фотографии», выпущенную в 1983 году.