— Могли бы вы перевезти наших людей на своих китобойных судах? — спросил Невельской.

— Надо подумать…

— Когда? — спросил белокурый.

— В этом году.

— Судно невелико. Но если сойдемся и условия будут выгодны, мы все выгрузим. Солдат можно перевезти без особого комфорта.

— Сколько могли бы взять?

— Сто человек, — сказал клинобородый.

— Для солдат придется брать и продовольствие на всю зиму, господин губернатор, — ответил Невельскому шкипер, догадываясь, о чем речь.

— Мы могли бы найти, по крайней мере, еще два судна. Думаю, что и другие не отказались бы, — сказал советник с бородой клином.

Шарпер взглянул на него:

— Да, в море промышляют наши товарищи.

— Об этом можно договориться и с чужими. Деньги свое дело сделают, — сказал клинобородый. — Но риск очень большой, вы понимаете, your excellency! И вы, господин губернатор, — обратился он к Невельскому.

— Пока этого не требуем, — сказал Муравьев.

— О да! Но заранее надо знать!

— Весной у вас в Штатах будет мой агент по закупке продовольствия для этого края, — сказал Муравьев. — Могли бы вы встретиться с ним и помочь зафрахтовать суда?

— О да! Кто же будет?

— Поедет русский купец. Да, придется зафрахтовать большой пароход и сюда с товаром на будущий год. И кое-какое вооружение, и порох.

Шарпер даже языком прищелкнул.

Он между прочим осуществил свое намерение и в разгар деловых переговоров взял бутылку и спросил, как называется вино.

«Я выведу в люди этого труженика моря», — подумал Муравьев, прощаясь с ним.

Рослый морщинистый Шарпер протянул руку генералу запросто.

«Какой американец нахальный», — подумал Казакевич.

— Вы хороший моряк, — сказал клинобородый Невельскому в коридоре.

Отложив свою куртку, он внезапно, как бы спохватившись, вернулся в столовую.

— Вы моряк! — подмигнул он вошедшему за ним Невельскому, налил себе из графина стакан и осушил его.

В коридоре никто, казалось, не обратил на это внимания, но когда американцы пошли к шлюпке, то клинобородый заметно покачивался.

«Видно, пьяница», — подумал Геннадий Иванович.

Воронин проводил их, вернулся и сказал, что, когда американцы сели в шлюпку и отвалили, Шарпер очень сильно ударил своего советника. Тот прикрыл голову рукой. Но тут сзади его ударил белокурый. Он молчал, видно, привык к этому. И били его молча, с обеих сторон, а когда он пытался закрыть голову, то хватали за руки или ударяли в грудь. Так тихая шлюпка ушла во тьму.

Рассказав эти новости, Воронин отправился к себе.

— Давайте и мы, господа, напьемся один раз за упокой всех усопших! — сказал Невельской и налил всем по полному стакану.

Муравьев, отправив штаб, адъютантов, повара и вестовых и оставшись ночевать у Невельских, имел в виду это же самое, хотя и не предполагал поминать умерших. Надо же хоть раз со времени выезда из Иркутска! Ромок понемножку пить приходилось, да что толку. Надо же душу отвести.

— Ну что вы скажете об американском плане, Геннадий Иванович?

— План смел.

— Но кто же пойдет в каперство? Где у нас капитаны? Кто годен в корсары?

— Каждый из наших офицеров охотно возьмет судно. У всех есть практика.

«У Бошняка, например», — подумал генерал.

— Дайте мне крейсер, Николай Николаевич, и я пойду! — сказал Невельской. При этом кулаки его сжались, а лицо стало мальчишески юным.

Муравьев оглядел его тонкую плечистую фигуру. «Бог знает, может быть, и на войне он не маковое зерно. Во всяком случае, в смелости ему не откажешь».

Эта готовность идти и сражаться в океане понравилась генералу. «Вот тебе, сам же опровергнул все планы бескровной войны! Будешь топить суда, команды захватывать — в трюм их! Англичане поймают, придерутся к чему-нибудь и повесят. На рее вздернут по всем правилам. Завойко еще три года назад уверял, что Невельской — пират, захватывает суда у Компании и бьет их».

— Как будто мы этого без американцев не знали, Николай Николаевич!

— Так что же вы не сказали прежде?

— Зная, как у нас любят мнение иностранцев, я хотел, чтобы прежде все это вам сказал американец.

— Зачем вам идти в каперство, Геннадий Иванович? Или вы о двух головах? Сидите тут.

— Да чтобы доказать! Ведь это океан. И что на нем у нас уже есть гавани! Что открыты для нас большие плавания! И мы неуязвимы здесь. На Балтийском море мы заперты и бессильны, и ловить там некого, и в Атлантический океан нас не пустят! А тут океан! Поймите, Николай Николаевич! Наш! Наши рейды в океане привлекут внимание всего мира, газет, а затем и нашего ленивого правительства, которое должно когда-то проснуться.

Муравьев ударил себя по лбу:

— Так и победа на Камчатке привлечет внимание всего мира к нашим силам на берегах этого океана!

— А еще больше — действия в океане! Они посеют панику! Это разнесется. Решайте, Николай Николаевич! Хоть в эту навигацию и на всю зиму. Я найду нейтральные порты! И не ради удальства, а доказать, как этот край нужен России.

«По мне, лучше пусть Завойко докажет», — подумал генерал.

И вдруг Муравьева осенило. Он отставил стакан с водкой и взглянул в синие глаза капитана с подозрением.

«Э-э! Дай ему крейсер да отпусти в океан, а он пойдет в свои обетованные земли на открытие незамерзающих гаваней, и тогда ищи ветра в поле! Не мытьем, так катаньем хочет свое взять! Сухой, маленький ростом. Я всегда удивлялся, за что Екатерина Ивановна его полюбила. У женщин все же есть чутье… Экий живучий! И так про него говорят бог знает что. Купи ему в Америке крейсер, а он его разобьет, а команду высадит и расселит по всем гаваням и подымет всюду флаги. А мне отвечать? Он с такими лоханками, как «Байкал» и «Иртыш», бог знает что наделал».

— Пошлите агента в Америку! Купите мне, Николай Николаевич, быстроходную шхуну. Я выйду на ней.

— С паровой машиной?

— Да! Но главное, чтобы она под парусами шла отлично!

— И сколько матросов?

— Пятьдесят человек. Я подберу сам!

— Я думаю, вам пятидесяти мало. Ведь дела-то много!

— Что вы, Николай Николаевич! Вполне достаточно. Только нужны орудия современные и штуцера[96].

— Лучше купить вам пароходокорвет.

— Не шутите, Николай Николаевич! Будь я богатый человек, я сам мог бы купить шхуну. Мне пригнали бы ее прямо сюда, к косе. Хотите, напишу матери, попрошу заложить имение и с жалованьем в придачу купил бы шхунешку. Ведь в других странах вооружают на каперство частных владельцев.