которые выдают тебя как отпетого политического конъюнктурщика, которому не нужны были ни рабочие, ни крестьяне, не вся остальная Русь, а нужна была только власть, чтобы утолить жажду больного воображения и бросить всю Россию в топку мировой революции. Отсюда твоя истинная радость начавшейся Первой мировой войне. Ленин Ганецкому: «Замечательно, что началась война! Это подарок истории» (Россия в эпоху реформ. Посев. Франкфурт-на-Майне, 1983. С. 282).

Когда ты, Ульянов, был искренним, в 1905 году, обещая вместе с пролетариатом идти против крестьянина вообще (ПСС. Т. 22. С. 222), то есть против кулаков, середняков, бедняков, или весной 1919 года, когда ты узрел в крестьянине знатока «лучшего строя», которым нельзя командовать?!

Годом раньше, в мае 1918-го, ты, Ульянов, рассматривал мелкобуржуазную стихию, то есть все крестьянство, как главного врага социализма в России (ПСС. Т. 36. С. 295). А в марте 1919 года ты призываешь «учиться у крестьян способам перехода к лучшему строю». Но чему учиться у врагов социализма? Только буржуазному способу производства. И почему ты, Ульянов, не пошел на выучку к крестьянам?!

Но почему-то изменив собственному правилу не командовать крестьянством в марте 1919 года и отказавшись от выучки у него, ты в мае 1921 года, вдруг «вновь обретя» давно утраченную тобою честность, заговорил с крестьянством языком повелителя и угроз: «Мы открыто, честно, без всякого обмана крестьянам заявляем: для того, чтобы удержать путь к социализму, мы вам, товарищи крестьяне (и когда только враги стали товарищами?! Б.), сделаем целый ряд уступок, но только в таких-то пределах и в такой-то мере, и, конечно, сами будем судить какая это мера и какие пределы» (ПСС. Т. 43. С. 320).

Откуда такая наглость к Учителю, Ульянов? И когда ты был к крестьянству более честен в 1905, 1919 или 1921 годах? Или в конце 1923 года, когда ты признал: «Мы провалились. Мы думали осуществить новое коммунистическое общество по щучьему велению. Между тем это вопрос десятилетий и поколений… Мы должны ясно видеть, что попытка не удалась» (запись секретарей Ленина под диктовку в конце 1923 года, Капустин… С. 508).

Потому ты, Ульянов, и провалился со своей уголовной сворой, что не захотел учиться у крестьян!!

И стоило ли ради этого прозрения разорять Россию дотла, уничтожив десятки миллионов людей?!

А ведь тебя, мерзавца, задолго до переворота предупреждали не единожды, что социалистическое переустройство России это авантюра!

А «честность и открытость» твоя, Ульянов, объясняется просто: в 1919 году, в марте месяце, почва у тебя еще дымилась под ногами, не было у тебя абсолютной уверенности в одержании победы в Гражданской бойне, а в мае 1921 года стало ясно, что бойню ты выиграл, и потому с крестьянством можно стало разговаривать языком ультиматумов.

Как следствие людоедской ленинской политики 1917–1920 годов, в России в 1921–1922 годах разразился страшный голод, который был использован Лениным для изъятия церковных ценностей и расправы со служителями культа. В 1922 году были убиты 2691 священник, 1962 монаха, 3447 монахинь (Галин В. Запретная политэкономия. Красное и белое. М.: Алгоритм, 2006. С. 415).

Распродажа антикварных и церковных ценностей за границей принесла прибыль в 2,5 миллиарда золотых рублей (западные специалисты увеличивают ее в три раза). Хлеба за границей было закуплено в 1922–1923 годах на 1 (один!) миллион рублей — и то на семена (указ. соч., с. 414). Очень отзывчив был Ильич на страдания голодающих! Зато щедро отваливал в это же время баснословные суммы своим многочисленным эмиссарам для ускорения мировой революции, приобретения заграничной недвижимости и пр. Так, например, на «голодные» деньги большевики купили два шестиэтажных дома в деловой части Лондона по 6 миллионов фунтов стерлингов за каждый и за 4 миллиона фунтов стерлингов установили помпезный памятник Марксу на месте его погребения (указ. соч., с. 415). Как же! Ленину некоторые мертвецы дороже умирающих с голода миллионов соотечественников…

Иностранцы ближе к сердцу принимали страдания голодающих, оказывая помощь 11 миллионам человек ежедневно, а ленинский Помгол только 3 миллионам из 30 в середине 1922 года (указ. соч., с. 423).

Политический портрет Ленина будет неполон, если не внести в него несколько мазков его деятельности времен Гражданской бойни. А суть этой деятельности сводилась к одному: любыми средствами удержать власть, иначе расстрел или виселица. А власть удержать можно было только массовым террором, и потому язык Ленина той эпохи прост, как смерть: расстрелять, повесить, взять в заложники, запугать, чтобы трепетали на десятки лет вперед. Язык Ленина времен 1917–1922 годов это язык обезумевшего от безнаказанности палача, усматривавшего врагов во всех усомнившихся в его претензии на высшую власть и повелевание людьми по своей прихоти. В бесчисленных телеграммах, записках, письмах в адрес своих сатрапов всех уровней он требует проведения архисрочной политики массового террора в отношении всех осмелившихся возмутиться грабительской продразверсткой, людоедскими методами управления. Троцкому 22 октября 1919 года: «…мобилизовать 20 000 питерских рабочих плюс 10 000 буржуев, поставить позади них пулеметы, расстрелять несколько сотен и добиться массового напора на Юденича» (Ленин В. И. Неизвестные документы. 1891–1922. М., 1999. С. 304).

Вот кто автор заградотрядов!

Из телеграммы руководству Пензенской губернии 11 августа 1918 года: «Повесить не менее 100 кулаков, отнять у них весь хлеб, назначить заложников. Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал» (Неизвестные документы… С. 246) и «запомнил на десятки лет» (Яковлев А. Омут памяти. М., 2001. С. 107).

Члену Политбюро Крестинскому, до февраля 1921 года: «Тайно подготовить террор: необходимо и срочно» (Неизвестные документы… С. 417).

Подобных ленинских документов, буднично повествующих о проведении образцовых показательных процессов, тотальном контроле государства над обществом (ПСС. Т. 44. С. 400, 412) и обильно сочащихся кровью, были написаны Лениным после Октябрьского переворота горы. С их страниц на нас глядит каратель, патологический лжец и демагог, кровавый палач, незнакомый с такими «химерами» человечества, как совесть, добро, и ввергший Россию в холод, голод, всеобщую разруху, бесправие и всеобщую резню.

Дорисую портрет главного врага России характеристиками, данными ему знаменитыми его современниками.

Горький (после смерти Ленина): «Планетарный опыт Ленина, человека аморального, относящегося с барским равнодушием к народным горестям, теоретика и мечтателя, не знакомого с подлинной жизнью, — безответственный опыт и иже с ним не удался» (Мирек… С. 115).

Куприн (октябрь 1919 года): «Чем держится он среди народа и откуда в одном человеке могла сосредоточиться такая страшная жажда крови, такая сатанинская ненависть к людям и презрение к чужим мукам, к чужим людским страданиям и чужой жизни?» (Фрезинский… С. 9).

И. Бунин: «Планетарный злодей… разорил величайшую