Машина Франсуа стояла неподалёку, как раз там, где парковка частных автомобилей была категорически запрещена. Маленький, юркий «Пежо» рванулся с места как пришпоренный мустанг. Понаблюдав несколько минут за манерой вождения, свойственной моему новому знакомому, я твёрдо решил, что нахожусь в этой машине первый и последний раз. С его талантами было гораздо проще попасть в аварию, нежели в дорожную пробку.

— Куда мы едем? — поинтересовался я, когда торговые ангары и транзитные отели, царившие вдоль дороги, сменились городскими пейзажами.

— Наш отдел занимает офис на Boulevard Voltaire, сейчас мы едем туда, — ответил Франсуа. — Если вы не против. Сэр.

Я благосклонно кивнул. Старинная русская поговорка гласила: «Раньше сядешь — раньше выйдешь», — а в России хорошо разбираются в подобных вещах.

— Вы давно живёте в Англии? — поинтересовался между тем Франсуа, искоса поглядывая на меня.

— Два года, — ответил я.

— Сочувствую, — в голосе молодого француза и впрямь звучало искреннее чувство, — жить с этими нелепыми англичанами… Это их пиво, вечное ковыряние в земле, рабочие ботинки, дурацкий крикет — удивительно примитивная нация. Хотя за то, что они придумали виски, им можно простить даже убийство Наполеона.

— Виски придумали шотландцы, — ответил я машинально. Моё внимание целиком поглощали улицы, по которым мы ехали, знакомые места, дома, деревья. Я больше года не был в Париже и сейчас вновь, уже в который раз, убеждался в его неизменности. Время не меняло этот город, и смена одних рекламных плакатов на другие не имела никакого значения, тем более что точно такая же реклама висела в Лондоне, Вене, Москве. Прежними оставались дома, номера автобусов, названия улиц и кафе, люди, идущие по тротуарам, их лица. Я помнил запах кондитерской на углу rue Racine и был уверен в том, что сегодня в ней продают точно такие же круассаны, что и год, два, десять лет назад. Это был мой город, и я каждый раз влюблялся в него с первого взгляда, хотя нашему роману было уже очень много лет.

— Шотландцы, англичане, какая разница, — разглагольствовал между тем Франсуа, словно штопор вкручивая свой «Пежо» в узкую щель между автобусом и синим «Фиатом», — если всё, на что они способны, это пить своё пиво и горланить на стадионах, хотя сами и в футбол играть не умеют.

— Сколько человек в вашем отделе? — спросил я, чтобы хоть как-то укротить этот могучий поток сознания.

— Семь, — быстро ответил француз. — Если не считать шефа. Но двоих сейчас нет в Париже, так что пока нас пятеро.

— Скажите, Франсуа, как вы меня узнали? — поинтересовался я.

— Ваша фотография уже два дня лежит на моём столе, — засмеялся он. — Когда шеф объявил, что к нашей операции подключаются англичане, все очень расстроились. Обидно, ты делаешь всю грязную работу, а за сливками приходят другие. Правда, потом мы узнали, что вы француз, и это немного утешило ребят.

— Вы считаете, что вся грязная работа уже сделана?

— Я не знаю, что скажет вам шеф, — ответил Франсуа, устремляясь к тротуару, где между двумя запаркованными машинами оставался почти несуществующий промежуток. — Но если хотите знать моё мнение — операцию можно заканчивать хоть сегодня.

— Забавно, — повторил я любимую фразу господина Эвера и для полноты картины даже почесал нос. Такуан говорил, что заблуждение и просветление идут вместе. Но заблуждение становится просветлением лишь тогда, когда человек осознаёт их единство. Похоже, что момент истины был назначен на сегодняшний вечер.

Группа французской контрразведки, занимавшаяся делом Абу аль-Хауля, размещалась в офисе фирмы «Pascal Dufour Immobilier» и теоретически должна была вовсю торговать недвижимостью. За бронированной дверью действительно обнаружилось помещение, увешанное фотографиями различных домов, домиков и квартир. Помимо изображений были также макеты, стол, пара кресел, компьютер, факс, телефон, настольная лампа и секретарша. Именно в такой последовательности, потому что поначалу мне показалось, что в комнате никого нет. Лишь когда Франсуа удивил меня, собираясь целоваться, как мне показалось, с компьютером, я заметил миниатюрное существо, сидевшее за столом. Рост — полтора метра плюс каблуки, очки — минус сто, судя по толщине стёкол; возраст — от пятнадцати и до сорока пяти включительно. Очень приятный, глубокий голос. Имя девушки — Мария-Луиза. Профессия — автоответчик. Она же открыла нам следующую бронированную дверь, за которой и обнаружилось то, ради чего затевался весь этот маскарад, — рабочее помещение группы DST-2F.

* * *

— Ещё кофе? — Радушный хозяин, месье Клод Лагард, имевший чин майора и родившийся в Бордо, что автоматически делало нас «земляками», мог выпить очень много кофе. За те два с половиной часа, которые мы провели в его кабинете, эта чашка была уже восьмой. Я отрицательно покачал головой. Пять чашек кофе, выпитые мною до того, согласно булькнули, отказываясь принимать к себе шестую.

— Тогда продолжим, — бодро сказал месье Лагард. — Теперь вы представляете общий круг задач, которые стоят перед нашим отделом. Думаю…

— Прошу прощения, месье Лагард, — прервал я его, пытаясь сохранить на лице заинтересованное выражение, — если вы не возражаете…

— О да, разумеется. Это в конце коридора, последняя дверь.

Закрыв за собой дверь туалета и делая своё дело, я тихим шёпотом изрыгал всё проклятия, которые существовали в известных мне языках, и в конце концов скатился на классический русский мат. Последние полтора часа формулировать свои мысли с помощью какой-либо иной лексики я был просто не в силах. Месье Лагард оказался совершеннейшим, законченным кретином. Если его группа и смогла добиться каких-то успехов, то произошло это явно вопреки стараниям руководителя. Изложив в первой части нашего разговора своё мнение о продукции Шато-Марго, этот знаток бордоских вин перешёл к обобщению задач, стоящих перед его отделом, и прочитал мне целую лекцию, посвящённую истории борьбы с исламским терроризмом, начиная, ни много ни мало, с крестовых походов. Думаю, если бы я вовремя не догадался спрятаться в туалете, я бы его уже убил. Теперь-то я понимал значение сочувствующих взглядов, которыми провожали меня сотрудники группы, когда мы с месье Лагардом входили в его кабинет.

Шеф отдела DST-2F приветствовал моё возвращение, восседая в своём кресле с очередной чашкой кофе в руке.

— Если позволите, я продолжу, — сказал он, жестом предлагая мне сесть.

— Если вы не против, месье Лагард, — решив на время позабыть о вежливости, прервал я его, — мне бы хотелось ознакомиться с материалами, которыми вы располагаете. В другой раз я вас выслушаю с удовольствием, но сейчас у меня слишком мало времени.

Вздрогнув от неожиданности, Лагард обиженно поджал губы. Затем, аккуратно поставив чашку на стол, он снял свои очки и, вытащив из специального футляра бархатную тряпочку, начал тщательно протирать в них стёкла. Всё это проделывалось молча и явно имело целью поставить наглеца, то есть меня, на положенное ему место. Всем своим видом месье Лагард демонстрировал крайнее неудовольствие, и было понятно, что на добрых отношениях с этим человеком смело можно поставить крест. Терять мне было нечего, и я одним махом вбил этот крест по самую перекладину: