– Вас понял. Отбой.

– Тотен, – я тронул его за ногу, – а ты, часом, не в курсе, можно ли паровозу хоть какой вред из автомата нанести? Ну кроме как машиниста завалить.

– Из автомата? Не, не выйдет. Котел – штука хрупкая, но там столько стали снаружи, что фиг пробьешь.

– А из ДШК? – «заострил» я, вспомнив про нашу «тяжелую артиллерию».

– Как два пальца! Но я бы не стал – шуму больше, чем пользы.

– С чего так?

– Так это же рембригада! – словно подобного объяснения было более чем достаточно, заявил Алик, свесившись в мою сторону.

– И что?

– Они по итогам рейса отчет должны написать – это раз. Ценного этот поезд ничего не везет – это два. Ну а в-третьих – мы запалимся. Всосал?

– Угу, – и мы продолжили наблюдение.

Валандались немцы еще тридцать семь минут, впрочем, без особой суеты – максимум отлить пару раз отходили. Потом паровоз огласил окрестности пронзительным гудком, и поезд отбыл.

Естественно, я тут же связался с командиром и поставил его в известность, на что Саша распорядился пока никуда не уходить и дождаться его. Явно мы нанесем визит обходчику.

Для начала мы с Аликом спустились с дерева – ветки хороши лишь во время «работы», а так что я, что он предпочитаем твердую землю.

– Слушай, ты спец все-таки… – обратился я к другу после того, как немного размял затекшие ноги. – Что делать-то будем?

– В каком смысле?

– Ну, откроют движение, на станции от солдат не продохнуть будет и все такое…

– А за каким полосатым им тут большой гарнизон ставить? Здесь же в округе ничего нет, окромя леса, болот и, соответственно, торфа.

– Ну… – я почесал кончик носа, – это тоже ресурсы.

– Не такие уж важные, чтобы ради них прям сейчас огород городить. Пошли, истребитель там небось извелся, – напомнил он мне о Приходько, чьей задачей была охрана подходов.

Разыскав военврача, мы совместными (если быть честным, то они, без моей помощи) усилиями вытолкали трехколесного боевого коня на дорогу и занялись любимым занятием всех солдат – бездельем. Курил из всей честной компании только я, и пришлось немного отойти. Сигарета как раз закончилась, как вдалеке, у поворота дороги, я разглядел высокую фигуру командира.

– Кончай базар, начальство на подходе! – Ребята развалились на мотоцикле и заметить Сашу не могли.

– А что мотора не слышно? – Семен спустил ноги с руля и принял вертикальное положение.

– Пешочком, что ли? – Тотен приподнялся в коляске.

– Ага, как в песне: «По военной дороге шли Мересьева ноги, а за ними шестнадцать врачей…» – пропел я хулиганскую детскую пародию, машинально приводя себя в порядок. Друзья мы или не друзья, но у нас боевое подразделение, и Саня за внешним видом личного состава следил внимательно. Что было, по-честному, не очень трудно – все люди в группе взрослые и в чуханстве никогда замечены не были.

– Что?! – Глаза Приходько округлились. – Это что за песня?

– Так, шутка, – я спохватился, только сейчас вспомнив, что ни Маресьев[78]не сбит, ни, конечно, Борис Полевой еще не написал свою книгу. – «По военной дороге шел в борьбе и тревоге боевой восемнадцатый год!» – и никак иначе.

– Не, а честно? Кто такой этот Мересьев? – Тотен за спиной у военврача покрутил пальцем у виска и выразительно посмотрел на меня: мол, как выкручиваться будешь, акын-самоучка?

– Да это один мой знакомый летчик. Истребитель, кстати, – со скучающим видом принялся я, как говорят в этом времени, «заливать». – Он ногу как-то подвернул на танцах, с полетов его сняли, ну и ребята дразнилку такую придумали.

– Ой, свистишь! – недоверчиво покачал головой Семен.

– То есть? – я попробовал изобразить благородное возмущение.

– Про ребят свистишь… Ты сам небось и придумал! – припечатал летчик. – Язык у тебя иной раз под шило заточен, старлей! Я временами удивляюсь, как у тебя во время еды кровь изо рта не течет?!

«Твою ж мать! Сколько раз самому себе напоминал о необходимости фильтровать базар, так нет же – стоит только немного расслабиться, как перлы так с языка и сыплются! Срочно надо степлер найти – может, хоть тогда не буду так прокалываться… Да нет! Это от того, что ребят этих я уже давно за своих держу! Пусть не таких родных и близких, как сокомандники, но необходимость шифроваться от тех, с кем не только в бою, но и в плену побывал, откровенно вымораживает!»

Подошедший Фермер и не догадывался, от каких изощренных рефлексий он отвлек друга и подчиненного!

Дом правительства, площадь Ленина, Минск, БССР. 23 августа 1941 года. 10.00.

«Кто рано встает, тому Бог подает!»[79]– всю свою жизнь Артур жил по этому принципу. И не важно, сидел ли он полночи в засаде, будучи простым полицейским инспектором, или корпел над книгами в бытность свою гимназистом, его рабочий день всегда начинался в восемь утра. Сегодня он уже успел просмотреть все сводки, поступившие за ночь, и сейчас приготовился слушать доклад командира одной из специальных команд.

– Перед тем как вы начнете, инспектор, – подчиненных Небе предпочитал называть полицейскими званиями. Некоторые недоброжелатели видели в этом своеобразную фронду, но сам начальник криминальной полиции Рейха обычно отговаривался силой привычки, мол, семь последних лет пока не могут перевесить двадцать предыдущих, – скажите, сопротивление местного населения растет?

– Никак нет, господин генерал! В целом население ведет себя спокойно. Если, конечно, его не баламутят сторонники коммунистов, господин генерал.

– Это ваши личные наблюдения?

– Совершенно верно.

– А что мне прикажете делать с этим? – На столе появилась внушительная пачка листов. – Жалоба от связистов в связи с уничтожением. – Небе вчитался, – тысячи шестисот метров телефонных проводов и семидесяти трех телеграфных столбов! – Лист заскользил по столу к инспектору. – Заявление от транспортного управления группы армий! Больше двух тысяч повреждений покрышек автотранспорта на дорогах! Обстрелы! Поджоги! Убийства! – С каждым словом генерал полиции кидал в сторону офицера очередную бумагу. – А у вас все спокойно! Вы должны не только выполнять специальный приказ, но и вести нор-маль-ну-ю полицейскую работу! Вы хоть одного осведомителя завербовали, позвольте полюбопытствовать?