«Так! Да ведь он тогда как раз про нынешнее время толковал! А у меня в руках бумага, которую, может быть, после войны наш препод и читал как раз! Что он там про перешивку-то рассказывал? Думай, голова, новую шапку куплю! Эх, почему я не на инженера-путейца учился, а на экономиста?! Так бы эти нужные знания не факультативно усваивал, а на обязательной основе… Стоп! Какой АЭс, – институтское прозвище преподавателя само всплыло в памяти, – пример эффективности приводил? Шпалы? Точно! Для немцев задача облегчалась тем, что наши шпалы шире, точнее – длиннее, из-за более широкой колеи… И им нужно всего лишь открепить рельсы и сдвинуть их поближе, воспользовавшись специальным шаблоном. Нашим же, когда они шли на запад, приходилось заменять и дерево, поскольку во многих местах противник, исправляя повреждения, из экономии использовал более короткие шпалы. И от границы до Минска они дорогу перешили, если склероз до меня не добрался, уже к 5 августа. Но не всю, естественно, а только основную. А до многих второстепенных веток руки вплоть до отступления у них не дошли, так и гоняли по ним трофейные вагоны и паровозы. Поэтому и с использованием захваченного у нас подвижного состава проблемы были – стандарта-то колеи в тыловой зоне два».

Уже позднее, читая иностранные материалы по теме, приходилось лишь диву даваться той степени восхищения, с какой авторы воспевали трудовой героизм немецких железнодорожников. У меня же в памяти стояли строчки отчетов ремонтно-восстановительных бригад времен контрнаступления под Москвой. Там, где немцам надо было раскрепить рельс, подвинуть его, а потом снова закрепить, изредка проводя мелкий ремонт нижнего строения пути, нашим приходилось фактически отстраивать дорогу заново. Долбя промерзший грунт при минус сорока, собирая рельсы из обрубков длиной по два метра, часто под обстрелом и практически всегда – под бомбами. Темпы, конечно, до немецких не дотягивали – где два километра в сутки удавалось сделать, где пять, а где и восемь…

Так и объемы какие! До сих пор сидит в голове задание от Андрея Станиславовича:

«Ты у нас экономист? Экономист. А вот сосчитай мне потребный наряд сил и средств, а также количество материалов, исходя из следующих условий.

Дано: Участок Западной железной дороги Смоленск – Шуховцы. Из 166 км главного пути в однопутном исчислении 157 км подорвано, а 6,8 км эвакуировано, неразрушенными остались 1,6 км. Рельсы подрывались в стыках и посередине или же сразу делились на три части. Во всех стрелочных переводах подорваны остряки, рамные рельсы и крестовины. Разрушения насыпи – 14 % от погонной длины. Уничтожено 74 % процента искусственных путевых сооружений, включая все крупные. За работу!» – сухо надиктовал подполковник в отставке и положил перед нами брошюру с описанием участка.

– «Трудовики», да? – легкость, с какой Дымов усваивал информацию, меня иногда удивляла. Док, правда, со свойственной ему циничностью объяснял этот феномен тем, что у нашего боевого товарища «мозги фигней не засраны, и кто такие Пэрис Хилтон и Ксюша Собчак, он не знает».

– Верно, опять они. Близко что-то к фронту оказались…

– Слушай, а где сейчас линия проходит, как думаешь?

– Днепр немцам перепрыгнуть удалось. – Точных данных для ответа на этот вопрос у меня не было – документы и сведения, почерпнутые из радиоперехватов, давали слишком расплывчатую картину – это верняк. Могилев и Смоленск они взяли. Вязьму с Брянском – точно нет. Где-нибудь по линии Ярцево – Ельня – Рославль…

– А на юге?

– Киев пока точно не взяли – ни одного перехвата с упоминанием у нас нет. А уж о таком, сам понимаешь, фрицы трубили бы во весь голос.

– Вот и здорово! Ну что, дальше переводить будешь?

– Этот? – Я повертел в руках бумажку. – Нет, зачем нам знать, сколько лопат им привезли и сколько кубов леса на изготовление носилок они пустили? С этим можно пока повременить. – И, отложив ведомость в стопку «Разное», я вытянул другую бумагу, не забыв, впрочем, отметить в тетради для сбора разведданных номер радовского батальона, действующего в районе Быхов – Могилев. Командир уж не знаю сколько раз повторял, что большинство информации добывается как раз из таких, малозначительных на первый взгляд источников. Украсть полный текст не то что «Барбароссы», а даже боевого приказа на наступление дивизии – огромная удача для разведки! И по закону вселенской подлости случается такое, дай бог, раз десять за всю войну. А ведь еще и свои должны поверить, что это не деза и не подстава немцев! Иногда и меня грызет червячок сомнений, такой махонький, как в старинном фильме «Дрожь Земли»[75]. Причем поедает как раз на тему «А как там, в стольной Москве, наше гонево воспринимают?». Если по некоторым фактам судить, то, безусловно, положительно – как-никак информация, сообщенная нашей группой месяц назад, почти вся нашла подтверждение. Со свежей, понятное дело, сложнее. Правда, командир не обольщался на этот счет: «Даже если они в отдельную папочку кладут и на семь делят, – заявил он как-то мне, – все равно. Сообщили мы, что на Киев горные стрелки наступают, а человечек в Москве зарубочку на память сделал. Там ведь не дураки, ох не дураки сидят! А через неделю или две кого-нибудь из этих ребят в модных кепках в плен возьмут. Вот нам и «плюсик».

Ну а для полной достоверности приходится на маленькие хитрости идти, «линкуя» информацию из будущего. И в силу того, что информация о состоянии дел на южном участке фронта, поступившая от разведчиков, сидящих на центральном, выглядит сомнительно, в ход идут приемы, скажем так, не совсем честные. То я сочиняю историю про офицера из 2-го воздушного флота, то Тошка, как истинный фантазер, составляет документ из Управления военных перевозок, а то Сергеич стариной тряхнет, полицейский отчет фальсифицируя.

Однако ж скорость, с какой Центр отреагировал на нашу заявку на БШУ[76], произвела впечатление на всех членов группы без исключения. Саша Фермер чуть в экстаз не впал, Бродяга полдня, улыбаясь, ходил, а новички из местных просто обалдевали, когда до них дошло, на что мы способны. Единственный, кто тогда с идиотической счастливой улыбкой не ходил, – это Антон. Но ему можно – он без сознания валялся.

«О, а ведь радовские документы будем одним пакетом оформлять! – прорвалась сквозь воспоминания здравая идея. – И тогда в донесение можно «воспоминания о будущем» спокойно вставить. И про темпы замены колеи, и про железнодорожников-прибалтов, в массовом порядке на службу к немцам пошедших. Да и рекомендацию про мины в кусках угля… Хотя нет! Про мины мы уже сообщали… Можно еще про «клин Шавгулидзе» сообщить или рекомендовать разрушать стрелочные переводы с помощью термитных шашек. Вот только как эскиз передать? А то будет, как вчера с Бродягой, – он уже десяток клиньев из дерева успел настрогать, а Фермер их собирался на «железку» оттащить и установить. Хорошо, что Тоха с обходчиком местным «задружился», а я при его беседе с командованием нашим присутствовал. Деревяшки только на радиусах сработать могут, поскольку в этой диверсионной приспособе есть такая деталь, как стрелочный перевод, как раз и направляющий колеса локомотива в сторону. И сделать этот перевод из елки или даже дуба нельзя – размочалит в момент. А дядька Кондрат очень вовремя сообщил, что на этом участке с поворотами плохо – дорога почти как стрела прямая. Нет! Надо обязательно напоминалку про железную дорогу в ближайшее сообщение вставить, раз уж мы сами пока на ней «пошалить» не можем!»