– Вы приезжий? – спросил наконец профессор, жестом приглашая к столу.

Веланд поблагодарил поклоном и, намазывая маслом горбушку хлеба, ответил:

– Да, я ехал на автомобиле из Парижа, но у меня сломался мотор. Неприятная история в таком безлюдном месте, не правда ли? Вдобавок эта сгоревшая корчма…

– Да, это грустная история, – сказал Шарден. – Вы выехали на уикенд?

– На рыбную ловлю, – ответил Веланд с полным ртом.

– Гм, наверное, на форель?

– Да.

Шарден добродушно улыбнулся.

– А у вас есть опыт в этом высоком искусстве? Простите, что я так бесцеремонно спрашиваю, – добавил он, – но все рыбаки составляют одну большую семью…

На шутку Веланд ответил веселой улыбкой.

– Я начинающий, – сказал он, – но определенных успехов уже достиг…

Темное, коричневое от загара лицо хозяина оживилось. Он поднял графин к свету, узкая полоска рубинового цвета стекала по стеклу. Веланд потягивал вино, наблюдая за полетом искр, поднимавшихся над трескавшимися поленьями. Смех подступал у него к горлу и щекотал гортань. «Большое дело – Шарден. Крепость! А он уже внутри, и француз подает ему угощения из своей кладовой».

– Вы живете совершенно один? – начал он безразличным тоном, вытирая губы салфеткой…

– Да.

Веланд вдруг оживился:

– Простите мое вторжение, но… я был так выведен из равновесия и голоден, – он улыбнулся, – что даже не представился. Прошу извинить. Моя фамилия Веланд, Дональд Веланд.

Он на мгновение остановился, ожидая вопроса: «Вы американец?» Ответ был готов, но вопрос не был задан. Вместо этого хозяин, приподнимаясь в кресле, с официальным видом подал ему руку, слегка ее пожал и сказал:

– Я рад, что могу вам помочь. Моя фамилия Шарден.

– Шарден?! – воскликнул Веланд. – Не может быть!

– Шарден!

От волнения он даже встал.

– Профессор Шарден! Что за необыкновенный случай! И пусть говорят тогда, что в цивилизованном мире нет места необыкновенным происшествиям!

– Вы меня знаете? – спросил хозяин.

Он смотрел на Веланда спокойно, как та старая женщина на пожарище. На одно мгновение Веланд как бы завис в пустоте, не находя нужных слов, пустил в ход руки, пытаясь ими выразить величайшие радость и удивление.

– Как же не… я ведь биолог…

– Передо мной действительно коллега? – спросил профессор, медленно поднимаясь с кресла.

– Ну да! Да! – воскликнул Веланд. – Господин профессор… Я говорю бессвязно, ибо сюрприз… Вы понимаете… Так вот я учился в Университете Джона Хопкинса… Там я познакомился с вашими величайшими работами… Потом я был в Гарварде…

На минуту он стал серьезным.

– Я там работал… Правда, сейчас уже не работаю.

– Ах так? – произнес профессор.

– Мне неприятно об этом говорить, потому что это личное, как бы семейное дело, – он словно пытался шутить, – но я не подписал декларацию лояльности. Я не коммунист, но это дело принципа. Это противоречит духу Конституции. Впрочем, – добавил он – это не важно.

Он встал, как бы вспоминая что-то, потом неожиданно сел, придвинул стул к креслу Шардена и начал:

– Извините, что об этом вспомнил. Надеюсь, что все-таки что-нибудь найдется для меня. А пока… я в черном списке… Но что же это я все говорю о себе! – воскликнул он со смущением. – Я приехал во Францию, чтобы, пользуясь разницей валютного курса, пожить какое-то время, и… такой прекрасный случай!

Непроизвольно он задел колено профессора.

Веланд поднял голову. Взгляд его упал на стену. Среди узких длинных, плотно запечатанных трубок светилась широкая банка. В глубине ее, оживленные блеском, качались бледные пятнышки.

– Боже мой, таким образом встретить профессора Шардена… – как бы очнувшись от задумчивости, бросил Веланд. – Прекрасная у вас здесь коллекция…

Он подошел к стене. В банке, прикрепленной скобами к стеклянной пластине, виднелись образцы гигантских термитов. Там был термит-рабочий, не больше личинки майского жука, и несколько термитов-солдат – этих огромных, как бы искалеченных созданий. Третью часть их туловища занимал гигантский рогатый шлем, темное забрало, заканчивавшееся острыми раскрытыми клешнями. Нежные ножки и тело были придавлены массой разросшегося панциря.

– Вы так считаете? – Шарден встал и подошел к Веланду. – Вы знаете мою работу о термитах?

– Да. Знаете, уже точно не помню, это было, наверное, лет шесть назад, не так ли?

– Да. Тогда я вернулся из Африки…

Сказав это, он резко повернулся и подошел к двери. Затем раскрыл ее настежь и посмотрел в темный коридор. Дверь оставил открытой. Он взял со стола что-то розовое, резиновое – это был медицинский стетоскоп. Приложил его к стене, потом обошел по кругу всю комнату, прикладывая черную воронку ко всем предметам. Дольше всего он задержался у окна. Веланд наблюдал за всем этим с глуповатым выражением лица. Наконец Шарден бросил резиновые трубки на пол. Закрыл глаза.

– Простите, – сказал он, – нужно принять меры предосторожности…

Веланд, смущенный, поклонился. Он вспомнил, что старая женщина что-то говорила о муравьях. Что же? Ах да, что Шарден «пасет муравьев». Что значит «пасет»? Что это могло означать? Может, какое-нибудь местное выражение…

Шарден встал посередине комнаты и смотрел на неподвижных насекомых, сияющих неестественной белизной в глубине банок.

– Вы слышали, что обо мне говорят в окрестностях?

Веланд вздрогнул. Неужели профессор прочитал его мысли?

Глупости.

– Нет… – ответил он медленно.

Шарден приблизился к нему.

– Направляясь во Францию… вы хотели со мной увидеться?

– Нет. Я вообще об этом не думал, но даже и высказать не могу, как рад этому случаю…

Он замолчал, посмотрел в глаза Шардену и тихо, но отчетливо произнес:

– Ваше открытое письмо против бактериологической войны произвело на меня большое впечатление. Такие заявления сейчас очень нужны. Простите, однако, мою откровенность, но то, что вы написали о наших ученых, считаю оскорбительным. Не следует обобщать. У нас есть еще порядочные люди…

Он умолк. «Не пора ли уже упомянуть о конференции энтомологов в Лос-Анджелесе? Нет, еще рановато». С серьезным видом он ждал, не спуская глаз с профессора.

Шарден снял со стены большую банку, перенес ее на стол и поставил под лампой так, что прозрачная жидкость сконцентрировала в себе свет в виде белого конуса.

– Что это? – спросил он, усаживаясь.

Веланд, удивленный, заморгал. Что это могло означать? Может, это шутка или экзамен? Шарден сидел спокойно, ожидая ответа, поэтому доктор все-таки посмотрел на банку. Кашлянул.