«Родители познакомились в Иркутске, когда отец воевал против Колчака в Гражданскую войну, поженились в 1925-м, а развелись в 1946 году. Я тогда был уже достаточно взрослым, чтобы его не осуждать. Дело в том, что за годы войны была потеряна связь между ним и мамой. Новая жена отца была моложе, но у нее был сын от первого брака, который потом тоже стал военным. Мы с матерью жили в Иркутске, где я стал инженером-металлургом, потом я уехал на север, в Норильск, туда мне и писал отец. Мама была учительницей французского — выучилась, когда они жили в Смоленске. Ей хотелось, видимо, разговаривать с отцом на этом языке в семье, ведь он тоже владел не только испанским, но и французским. Но часто именно полевые жены проходили с военными все трудности боев».

О драматических изменениях в семейном положении Родион Яковлевич написал в автобиографии 1948 года:

«Женился в 1925 году в гор. Иркутске на Ларисе Николаевне Шарабаровой, от этого брака имею два сына: Роберт Малиновский рождения 1929 года, января месяца, сейчас студент 2-го курса Иркутского Горно- металлургического института; второй сын Эдуард Малиновский рождения 1934 года, апрель месяц, учится в средней школе в Иркутске — живут они оба с матерью, т. к. я с Л.Н. Шарабаровой (ныне Малиновской, тле. сохранила мою фамилию) разведен Хабаровским Краевым судом. Этим двум сыновьям плачу, через мать, одну треть своего заработка на воспитание.

Вступил в 1946 году во второй брак на Раисе Яковлевне Кучеренко из села Богородичное, Славянского района, Сталинской области, УССР. Имею дочь Наталью Малиновскую — рождения 7-го ноября 1946 года и усыновил сына жены — Германа Малиновского рождения 1936 года — учится сейчас в Киевском Суворовском училище».

Отметим также, что после войны мать Малиновского, как он сообщал в автобиографии 1946 года, переехала в Винницу, где и проживала по адресу: улица 9-го января, д. 6, кв. 9.

Скажем здесь два слова о судьбе сыновей Малиновского от первого брака. Роберт Родионович школу окончил в 1946 году в эвакуации в Хабаровске и поступил на факультет цветной металлургии Иркутского горно-металлургического института. Начиная с 1960-х годов занимался разработкой алюминиевых сплавов для летательных аппаратов, в том числе космических. Получил ученую степень доктора технических наук, был удостоен Государственной премии СССР за разработку деталей для современных самолетов. Сейчас он живет в Москве. Женат, у него трое детей и семь внуков.

Эдуард был преподавателем музыки, долгие годы работал в школе города Березники в нынешнем Пермском крае и умер в 2004 году. У него остались жена и дочь. Как вспоминал его старший брат Роберт, Эдуард «начал играть на трофейном аккордеоне, который отец выкупил у специальной комиссии, которая описывала трофеи. Все было законно».

Наталья Родионовна вспоминала: «Папа назвал меня в честь своей тети — Натальи Николаевны Малиновской, которая приютила его, когда он в одиннадцать лет ушел из дому. Она погибла вместе с сыном Женей в оккупированном Киеве — об этом папа узнал на второй день после освобождения города, когда летал туда, чтобы ее отыскать…». По утверждению Натальи Родионовны, «бабушка Варвара Николаевна выразила недовольство по поводу имени внучки».

Дочь маршала свидетельствует:

«Никогда за все двадцать лет, прожитых рядом с папой, я не видела семейных ссор или сцен, не слышала даже, чтобы кто-нибудь из родителей повысил голос на другого. По сдержанности папиного характера? Отчасти. По кротости маминого? Да нисколько — она человек взрывчатый, но с кем угодно, только не с папой.

И тоже не потому, что сдерживалась, — просто друг в друге их ничто не раздражало. К примеру: зима, на даче, день восхитительный, маме хочется пойти к Сетуни, где, должно быть, особенно красиво (мы часто ходили к Сетуни, где “сквозной, трепещущий ольшаник”, только с другой стороны, не от Переделкино). Папа тем временем уже раскрыл тетрадку, расстелил карту — и никаких надежд на прогулку. “Ну вот — не хочет!” — резюмирует мама и — улыбается. (Попробуй я не захоти — “нечего капризничать!”)

С тех пор как в 1956 году папу перевели в Москву, я ни разу не была в Хабаровске, но знаю, что от мира моего детства не осталось и следа. Почти никто уже не помнит заросший сад с беседкой, увитой диким виноградом, белые сирени у лестницы на террасу и клеверную лужайку, где играли сеттер с медвежонком. Улица Истомина, губернаторский дом, в котором по традиции всегда жил командующий округом. А на даче, на Красной речке, лиловый от багульника обрыв к Уссури с ветхой лестницей, где на проваленных ступеньках сидели — и не боялись — бурундуки. Лиственничная аллея вокруг дома, фанза на окраине парка, куда осенью сваливали садовый инвентарь и накаленный летним полуднем балкон на крыше, именуемый “асотеей”, — не папа ли назвал его этим испанским словом?

Сколько себя помню, у нас всегда жили домашние звери, причем в изрядном количестве. Когда я родилась, в доме было полно младенцев: пятеро котят и шестеро щенят. А еще две большие собаки, кот и кошка. Во дворе, в конюшне жил папин парадный конь Орлик — звезда во лбу, белые носочки, огромный карий глаз. И это еще не полный список нашего зверья. В разное время у нас жили: дрофа с перебитым крылом, хроменькая дикая козочка, медвежонок, оставшийся без матери, ручная белка. Не боясь ни собак, ни кошек, она скакала по шкафам и занавескам и только спать забиралась в клетку. Всегда свой кот был у папы (с законным местом на письменном столе), свой — у мамы, а потом и у меня. Собаки считались общими, но за хозяина признавали папу. Одна обязательно охотничья, длинноухая, другая обычно приблудная, неведомой породы. Когда папы не стало, все они — обе собаки и два кота — не вынесли тоски, поселившейся в доме. Лишившись хозяина, все они умерли к сороковинам, выпавшим на девятое мая».

Вот еще воспоминания Натальи Родионовны:

«В Хабаровске домашняя жизнь была многолюдней, чаще приходили гости, и тогда играла громадная, как сундук, радиола. Под конец всегда заводили папину любимую “Гори, гори, моя звезда”, а до нее неизменно звучали украинские народные песни (весь набор моих колыбельных), “Славное море, священный Байкал” и вальсы “Амурские волны” и “На сопках Маньчжурии”. Романтика той далекой войны начала века еще долго витала на Дальнем Востоке».

Но, по словам дочери маршала, не все там для отца было безоблачно: «…у него разыгрался серьезный конфликт с Гоглидзе, который, отбывая в Москву, к другу, чье имя не забыл помянуть, пообещал отцу большие неприятности. Дело вскоре состряпалось, тучи сгустились, но Сталин будто бы самолично сказал: “Малиновского с Дальнего Востока не трогать. Он и так от нас достаточно далеко”. Фраза эта (сказанная, по логике вещей, tete-a-tete) была заботливо донесена в изрядную даль, думаю, не без санкции и не без умысла. У тех немногих, кого не тронули, мне кажется, целеустремленно создавали впечатление, что верховная рука самолично отвела дамоклов меч».

О сыне Раисы Яковлевны от первого брака Малиновский проявлял настоящую отцовскую заботу. 13 мая 1956 года, уже будучи в Москве, маршал писал воспитателю Киевского суворовского училища, в котором тогда учился Герман:

«Здравствуйте, Иван Петрович!