Самоубийц, так же как жертв болезней и истощения, немцы сжигали на кострах либо кидали в горящие дома. Шла дикая охота на тех, кто прятался в подвалах или на чердаках. Пойманных отправляли на сборный пункт, куда подходила железнодорожная ветка, и оттуда в лагеря уничтожения, в Треблинку и Майданек. В первые дни августа из Дома ребенка на развороченные, заваленные трупами улицы гетто вышло необычное шествие. Знаменитый писатель и врачеватель душ, доктор Януш Корчак, вел своих сирот под развевающимся зеленым знаменем на сборный пункт, на смерть. Самого маленького он держал за руку. Светило солнце, небо было голубое, ясное. Дети верили, что снова увидят луга и лес, изумрудно-зеленые, как и флаг их Дома. Шли словно на экскурсию, четверками. Корчак знал, что сам может избежать газовой камеры: за стеною гетто для него было приготовлено убежище, гарантирующее безопасность. Друзья, ученики и читатели умоляли Старого Доктора спасти свою жизнь. Он мог покинуть детей, но не сделал этого. Так и вышел из своего города во главе процессии невинных, обреченных на смерть за сам факт своего существования. Непреклонный, верный себе, безумный, великий…

— Не верю, — сказал Берт. — То, что я от вас постоянно слышу, — это история об убийстве. Людей, города. Довольно однообразная песня. Массовое убийство? За что? Почему?

— Послушайте завтра внимательно радио. Может, поверите своим соотечественникам, если не доверяете жертвам геноцида. Чересчур «однообразного», на ваш вкус.

Слово за слово — и началась бурная ссора. Привлеченная шумом, в гостиную явилась прабабка.

— Вы что, с ума сошли? В саду вас слышно. Вот ваша ракетка, Берт. Пошли на корт.

— Партия тенниса? Невероятно! Каждый день одна и та же «однообразная игра»? — издевалась Анна.

Берт покраснел и решился на поступок, возможный только в этой чужой стране, переживающей войну совершенно иначе, нежели его земляки-островитяне. Схватив протянутую ему ракетку, он с размаху швырнул ее на кушетку, стоявшую в углу комнаты.

— Нет и нет! — рявкнул он. — Не хочу играть! И не должен. Не прикоснусь к этой проклятой ракетке до конца неволи. Моей. Вашей. С меня хватит! Довольно!

Он умчался наверх и с силой захлопнул за собой дверь своего укрытия на чердаке.

— «Проволочная» болезнь, — вздохнула прабабка. — Сад огорожен проволочной сеткой, лагерь в лесу — колючей проволокой, Берт и Гарри — языковым барьером. И еще «зеленая граница», которая непреодолима. По крайней мере сейчас.

«Рябой», обычно немногословный, сперва долго рассказывал Анне, какие необычайно сообразительные у него «танки» — играют в прятки под ворохом стружек и салату предпочитают помидоры, — и только потом перешел к делу:

— Пойдете на Крахмальную, семьдесят один, на фабрику станков «Пионер». Там в канцелярии разыщете заместителя главного бухгалтера и спросите, принес ли он книгу для «Ады».

— Это пароль?

— И да, и нет. Он должен ответить, что книгу принес, и передать вам учебник по бухгалтерскому делу. Учтите, там будет лежать «аусвайс» — удостоверение для Адама. Какой и зачем, это муж вам сам скажет. Моя задача — вручить вам скамеечку с тайником для доставки на Крахмальную и поручить вам взять оттуда книгу.

Анна едва дотащила увесистый пакет, проклиная про себя Адама. На территорию фабрики пробралась с трудом, но наконец очутилась перед дверью с табличкой «Бухгалтерия». В довольно большом помещении сидело несколько человек, для заместителя главного бухгалтера был отгорожен угол в глубине комнаты. Анна постучала, услышала «Войдите!» и вошла, плотно прикрыв за собой дверь. Мужчина, сидевший к ней спиной, положил телефонную трубку, которую держал в руке, повернулся и застыл в изумлении. Анна тоже в первую минуту растерялась: перед ней был Зигмунт Град.

— Ты? — проговорила она наконец.

— Я, — ответил Зигмунт. — И весьма удивлен, что Адам послал именно тебя с этой тяжестью.

Он вынул из ящика стола тоненькую брошюрку в серой обложке.

— Я выполнил просьбу Адама и достал ему подлинный паспорт — немецкий «аусвайс».

Анна спрятала книжку в свою сумку с двойным дном и улыбнулась.

— Ну разве не смешно? Ты работаешь на Воле, я часто бываю здесь у знакомых, и мы ни разу не встретились. Я даже не знала, что кроме фабрики Камлера здесь есть еще одна, немецкая, на которой ты работаешь.

— Какая там немецкая! «Пионер» уже много лет принадлежит польскому семейству Блаутов, и вермахт только контролирует производство. С этой целью сюда прислан майор, к счастью австриец. Он постоянно насвистывает вальсы Штрауса, не понимая, что сам предупреждает о своем приближении. Поэтому еще ни разу никого не застукал. А теперь беги и передай своему муженьку, что месть бывает сладкой.

— Скажу, что через вашего австрийца ты раздобудешь ему мятные конфеты. Знаешь, те, что «только для немцев».

— Конфеты? Для Адама? Ни за что на свете!

— А для меня?

— Тебе могу принести на Кошиковую целый пакет. Или даже два.

— Держи! А это — мятные конфеты, получила в подарок. Можешь угощать Мартина Амброса и его мать, чтобы пустить им пыль в глаза. Хотя они не так уж наивны. В нашей квартире немало подозрительного: запрещенные песенки, которые распевает Олек, пирожные, которые пекут мама с Леонтиной, мои ученики, подозрительные папины пациенты.

— Следы крови я сам смыл с лестницы.

— У Мартина Амброса ястребиный взор. А теперь, в знак благодарности, ответь мне на два вопроса: получил ли ты вагон бумаги и зачем просил у Зигмунта «аусвайс»?

— Ох, — рассмеялся Адам, — это два совершенно разных дела. Начну с того, которое касается лично меня. Просто мне надоело возиться с этими тайниками, и я принял предложение одного из Камлеров.

— Будешь там мастерить шкафы и буфеты?

— Не прикидывайся, будто ничего не понимаешь. Их фабрика — конспиративный пункт Армии Крайовой, там среди мебели спрятаны винтовки. Но братьям Камлерам — их двое — нужны помощники: они устраивают еще один арсенал, на Праге. Для такой работы необходимы «железные» документы, вот и пришлось обратиться к Зигмунту, который добыл «аусвайс» через Блаутов, а вернее — через австрийца.

— Это еще более рискованное занятие. А я что теперь буду делать?

— Увы, то же, что и до сих пор. Остаешься с «Рябым». Обычная история: муж смылся, оставив вместо себя своего начальника.

— И черепах. Но, надеюсь, ты не будешь работать черепашьими темпами и к осени вернешься ко мне? А теперь рассказывай про Амброса. Достал он бумагу?

— Да не он! Мартин только разнюхал, кто освободил черепах, и связал этого человека с моим шефом. Я действительно мало что знаю. Там была целая цепочка посредников. Шеф — «Алан» — обратился ко мне, я — к Амбросу, Амброс — к какому-то мальцу с базара, тот — к железнодорожным «коммерсантам», и так добрались до главаря шайки. Тот