Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ирина получала из Парижа деньги и посылки, но ревновала отца к детям от второго брака, упрекала за то, что он проявляет о них больше заботы. Для этого не было оснований. Пожалуй, исключительным можно назвать лишь положение Даси — любимицы Федора Ивановича. Но ей, вероятно, и приходилось труднее, чем другим: в своих воспоминаниях младшая дочь писала о деспотическом характере отца. Клод Фаррер вспоминает: «Было очень забавно видеть, когда Федор кидался на бедную маленькую Дасю с криками: „Ты любишь меня? Да… Но ты любишь меня больше всего на свете, без исключения… Скажи — да“. И он тряс это маленькое существо изо всех своих могучих сил».
Старший сын Шаляпина Борис приобрел известность в Америке как художник-портретист. Федор работал в кинематографе. Лида, Таня, Марина связали свою жизнь с театром, не особенно, впрочем, в этом преуспев. Большинство взрослых уже детей нуждались в материальной поддержке отца.
Семья собиралась вместе в Сен-Жан-де-Люз, где Шаляпин приобрел в 1925 году участок земли. Это место в Пиренеях на границе с Испанией, неподалеку от Биаррица, Федор Иванович очень полюбил. «Дача наша стала еще прекраснее. Переделали двор, уменьшили дорогу, засыпали желтым песком и насадили деревьев. Стал превосходным сад — очень уютно», — писал Федор Иванович Ирине, звал ее в гости. Взрослые дети приезжают с семьями, по утрам купаются с отцом в море, дурачатся, разыгрывают друг друга.
Андрей Седых вспоминал: «В самом конце бухты, у мыса Сен-Барб, стояли две виллы Федора Ивановича „Изба“ и „Корсар“. Утром он приходил на узкий волнорез и ловил бычков. Шаляпин неизменно был в ослепительно белой шелковой рубашке с галстуком-бабочкой, в белых фланелевых панталонах. Даже в деревне на отдыхе он сохранял всю свою элегантность».
Филолог Алла Ярхо в 2000 году посетила Сен-Жан-де-Люз. Место весьма примечательное. Здесь родился известный французский композитор Морис Равель, теперь ему посвящаются проводимые здесь музыкальные фестивали. Часто бывал здесь и известный скрипач Жак Тибо, его имя увековечено в названии набережной. В ходе поисков «шаляпинских мест» выяснилось: «Во время Второй мировой войны англичане бомбили аэропорт в Биаррице, в тот момент занятый немцами, но немножко промахнулись, несколько бомб упало в жилые кварталы, а одна в бывшую дачу Шаляпина, но, по счастью, не взорвалась. Дом тем не менее пострадал и много лет стоял заброшенный и полуразрушенный. Теперь он принадлежит нескольким хозяевам, о Шаляпине слыхом не слыхавшим. Они всё перестроили внутри и пристроили к дому террасу, но в остальном внешне дом остался таким же, каким и был с самого начала».
Табличка на улице «Promenade Feodor Chaliapine» привела любознательных туристов к вилле с красной крышей. «Прямо рядом с ней стоит другая вилла, поменьше, явно построенная одновременно и тем же архитектором. И хотя сейчас две эти виллы разделены забором, мы все же пришли к выводу, что это и есть „Изба“ и „Корсар“».
Федору Ивановичу иногда кажется, что ему удалось создать в Сен-Жан-де-Люз уголок России, и в письме от 29 августа 1929 года он зовет Рахманинова: «Если бы ты мог представить себе, какое райское житье здесь у меня на даче». А в письме от 3 августа 1934 года просит Ирину: «Узнай, пожалуйста, у какого-нибудь мужичка — специалиста по постройке русской деревенской бани — как она строится — то есть, кроме объяснений, попроси нарисовать план — как отопить, куда и как кладется камень, на который льется вода, чтоб достать пар. Может быть, ты найдешь среди знакомых архитектора. Он, может быть, расскажет — покажет и нарисует».
Неподалеку живут скрипач Жак Тибо и писатель Клод Фаррер. В Сен-Жан-де-Люз бывал Рахманинов. Иногда Шаляпины ездили к Сергею Васильевичу в Клерфонтен. «Прекрасная вилла, большая, белая, в два этажа… — вспоминал Михаил Чехов. — Приехал Шаляпин. Сергей Васильевич сиял — Федора Ивановича он любил горячо. Гуляли по саду, оба высокие, грациозные (каждый по-своему), говорили: Федор Иванович — погромче, Сергей Васильевич — потише. Федор Иванович смешил. Хитро поднимая правую бровь, Сергей Васильевич косился на друга и смеялся с охотой. Задаст вопрос, подзадорит рассказчика, тот ответит остротой, и Сергей Васильевич снова тихонько смеется, дымя папироской. Посидели у пруда. Вернулись в большой кабинет.
— Федя, пожалуйста… — начал было Сергей Васильевич, слегка растягивая слова. Но Федор Иванович уже догадался и наотрез отказался; и не может, и голос сегодня не… очень, да и вообще… нет, не буду, и вдруг согласился.
Сергей Васильевич сел за рояль, взял два-три аккорда, и пока „Федя“ пел, Сергей Васильевич, сияющий, радостный, такой молодой и задорный, взглядывал быстро то на того, то на другого из нас, как будто фокус показывал. Кончили. Сергей Васильевич похлопывал „Федю“ по мощному плечику, а в глазах я заметил слезинки».
Шаляпин называл себя бродягой, разговоров о ностальгии не любил, но всегда с большой радостью выступал в пограничных с Россией странах. Начиная с 1930 года он часто приезжает в Ригу. «Исключительно театральный город Рига! — восторженно говорил Федор Иванович артисту В. Г. Гайдарову. — И Барсова… И Миша Чехов, и вы, и у всех сборы, народ валом валит». Певец смотрел «Ревизора» с М. А. Чеховым в роли Хлестакова, с радостью общался со старыми товарищами.
В 1934 году Шаляпин гастролировал в Ковно (Каунасе). «Я затрудняюсь передать тебе чувства, которые сейчас переживаю здесь. Просто-напросто: я в России!!! Хожу по „пензенским“ или „саратовским“ улицам. Захожу в переулки. Старые дома деревянные, железные крыши, калитка, а на дворе булыжник, и по нем травка. Ну так, как бывало у нас, в Суконной слободе. Говорят все по-русски… Наслаждаюсь всем этим безумно. Жаль уезжать!!! — подвезло нечаянно… Успех такой, точно как в России в прошлое время. Петь приятно, все понимают. Вот так радость!!!» — писал певец дочери.
Конечно, дело было не только в названиях улиц и знакомых пейзажах. Театры Ковно, Риги, Софии находились в сфере влияния русского искусства, сохраняли традиции русской оперы, и это согревало душу Федора Ивановича. В интервью Шаляпин говорил: «Только в России театры не развлечение, а духовная потребность первой необходимости».
В апреле 1935 года Федор Иванович серьезно заболел. Вирусный грипп застиг его на пароходе, которым он возвращался из Америки в Европу. Из Гавра «скорая помощь» доставила его в парижский госпиталь.
Весть о болезни артиста облетает мир. В квартире беспрестанно звонит телефон, приходят телеграммы из Индии, Австралии, Японии, Америки. В середине мая кинохроника демонстрирует сюжет «Выздоровевший Шаляпин». В Англии по радио транслируется церковная служба «о выздоровлении Шаляпина».
Федор Иванович пишет С. В. Рахманинову:
«Вчера я встал наконец с одра. Как полагается — пошел помыться. Когда же увидал себя в зеркале, то невольно задал себе вопрос: как, собственно говоря, вел себя мой доктор или, вернее, что он чувствовал? Думал ли он, что, приходя, сидит у одра больного, или, может быть, соображал: сижу у больного одра, ибо, конечно, я был больше похож на одра… Ну, во всяком случае, слава Богу, я счастливо выпутался. Оказывается, я действительно был на краю смерти. Не знаю еще, как буду вести себя дальше. Все же мечтаю прокатиться на автомобиле и в Швейцарию, и в Тироль…»