Все это началось, когда пришел обгоревший, исцарапанный и какой-то странный летчик Сазонов. Никто не мог сказать, чем, собственно, он странный. История его выглядела правдоподобно, вполне правдоподобно. И может быть, именно поэтому возникло слово «легенда» в его отнюдь не поэтическом значении. Уже никто не помнил, кто первый его обронил и когда именно: до того, как нашли парашют, или после.

И самое главное: Сазонов показался странным до того, как появилось это слово, или, наоборот, именно оно изменило первоначальное впечатление?

Так или иначе, с приходом Сазонова тревога, которая и так наполняла наши дни, стала насыщеннее и словно более ядовитой.

Каждый из нас в одиночку прослеживал обстоятельства появления Сазонова со всей объективностью, но выводы получались разные.

День тогда был хмурый. Шел снег. И сильный ветер поддувал его, не кружа, а гоняя вкось. Подходящая погода для заброски агента к партизанам!

Но, с другой стороны, оправдывалась версия — если это была «версия» — о том, что парашютиста отнесло далеко от места выброски, которое он показывал на карте, правда, очень приблизительно. Но эта приблизительность, вполне понятная, конечно, могла объяснять, почему не найдены обломки самолета.

Как его подбили, Сазонов описывал точно. Как он дотянул до леса, это тоже звучало убедительно, даже на слух таких специалистов, как бывший летчик Дзитиев. И как прыгнул не очень удачно — на лес: выбирать было некогда.

Самолет не вернулся на базу — это была повседневность. Летчик прибился к партизанам — тут тоже нечему было удивляться. Закавыка заключалась в том, где его подбили. Сазонов говорил, что над северной окраиной деревни, у высотки «48-2». Первый раз, рассказывая об этом, Сазонов уверенно подошел к нашей карте, нашел нужный квадрат и высотку. Но не нашел деревни. «Здесь ее нет. Не показана», — сказал он несколько обеспокоенно, потому что это была километровка и уж здесь-то деревня должна была обозначаться. «Вот на свою карту я ее нанёс», — сказал летчик, показывая карту под слюдой планшета. Сазонов оглядел всех нас, взгляд его стал беспомощным, в нем была та опасная неуверенность, которая сеяла недоверие.

Дед сначала сам долго говорил с летчиком, потом собрал нас, чтобы мы задавали ему вопросы. Вопросов накидали множество. Сазонов отвечал с раздумьями, естественными для человека, не вызубрившего свою «легенду». Но и раздумья могли быть запланированы, как говорил нам опыт.

На глазах у нас летчик, поначалу безумно обрадовавшийся, что нашел своих, как-то увял. В Центр о нем пока не сообщали, боясь перехвата.

Все было неясно, зыбко, неверно, словно снег, который продолжал падать вкосую; как сказал Николай, — набекрень.

Тима слушал разные предположения насчет Сазонова и обсуждал их вместе с нами. После того как Бельчик тоскливо сказал: «Всё муть. Где самолет? Где парашют?» — Тима сразу же исчез, захватив с собой Николая.

Никто не мог предполагать, что эта экспедиция что-нибудь даст: Сазонов добирался до нас трое суток, почти все время падал снег. Но Тима и Николай принесли парашют. Изрезанный финским ножом, «приведенный в негодность», как предписывалось в инструкции при подобном приземлении. Конечно, это кое-что значило. Но всё же слово «легенда» не стерлось. И не могло быть стерто, как нельзя было стереть несуществующую деревню, нанесенную на карту летчиком Сазоновым — зачем? Для кого?

Нам всем показалось, что Дед поверил Сазонову. Но вдруг последовал приказ: перебазироваться!

Всё угнетало нас на новом месте. Черные избы, давно не жилые, населённые угрюмыми котами, не дающимися в руки, словно это были не коты, а тигрята. Обгорелый лес, сизая вода безымянной речки, в которую медленно падал перекошенный снег.

Мы наскоро разместились в избе-пятистенке. Стены, по местному обычаю оклеенные газетами, пожелтевшими от старости, наводили уныние. Бельчик проворчал:

—      Такого еще не было: будем весело жить в желтом доме.

—      Как и подобает сумасшедшим, — сказала я.

—      Самое подходящее для нас место, — дополнил Тима.

Николай, подумав, спросил:

—      Что такое «желтый дом»?

—      Переведи ему, — распорядился Тима.

—      Очень нужно! Колечка, не слушай этих трепачей! — сказала я.

Петров пробормотал по-немецки, что мы стали употреблять непонятные выражения, а я не хочу ему переводить, и вообще всё плохо. Я ответила тоже по-немецки, что не могу переводить все глупости, которые приходят в голову этим идиотам.

Бельчик запальчиво мне крикнул:

—      Очень красиво с твоей стороны обзывать нас идиотами по-немецки, чтобы мы не поняли!

—      Так вы же поняли! — возразила я.

—      Я же сказал: желтый дом — самое подходящее для вас место, — настаивал Тима.

—      Ты сказал: для нас, — мрачно напомнил Бельчик.

—      Я и сейчас говорю: для вас, — уточнил Тима.

Все стали смеяться. Николай смеялся вместе со всеми. Хотя ничего не понял, потому что тут же спросил:

—      А что такое «для вас»?

—      Ну конечно: «Почему «к вам» пишется отдельно, а «квас» вместе?» — из репертуара Осипа Львовича! — сказал Тима.

—      Господи! Ты совсем отупел, перестал понимать самые простые слова, — накинулась я на Николая.

Коптилка еле мерцала. Пахло кошками и разорением.

—      Где моя колодка? — кричал Бельчик, тыкаясь во все углы с маузером в руке.

—      Вот твоя колодка! Вечная история. Я должен подбирать за ним оружие! — Тима вытащил колодку из-за божницы и бросил Бельчику под ноги.

—      Кобура не есть оружие, — ворчал Бельчик, вкладывая маузер в колодку, — чем пихать ее за божницу, проще было б отдать мне.

—      Откуда я знаю, что это твоя? Что, у тебя одного маузер?

Мы, наверно, так раздражались, потому что уж очень мрачное место была эта деревня — Старый Брод. И брод был налицо: мелкая, гнилая речка, через которую переходили по бревну.

Наутро Тима схватил топор и с несколькими энтузиастами из деревенских парней, которые были счастливы «размяться», принялся рубать новый мосток. Работа у них кипела, и было как-то радостно, что среди всеобщего разрушения хоть что-то возникает вновь от руки человеческой.

Мы были так беспокойны еще потому, что с нами не было Дзитиева: он ушел на свидание с Жанной, которая должна была прийти в деревню под Солнцегорском.

Я не могла взять в толк, чем может помочь нам Жанна. Она жила у тетки на окраине Солнцегорска. Мы почти ничего о ней не знали, кроме того, что у нее была важная связь в городе, на которую ее послали.

Теперь, когда почти все отряды разбрелись, мы жадно ловили сведения о них. Бригада Апанасенко вела бои с полицаями далеко на запад от нас, оттуда изредка приходили курьеры. С остальными регулярной связи не было.

От Кузьмича пришел связник и рассказал, что они оседлали участок большака от развилки на Сомово, подорвали там две