Так как одно впечатление не может быть причиной другого, то связи между впечатлениями быть не может. В своем опыте люди фиксируют лишь следование одного события за другим. Они ошибаются, когда выдают такого рода следование за причинно-следственное отношение. Они постоянно впадают в иллюзию «после этого — значит по причине этого». Эта иллюзия вызвана тем, что люди, регулярно наблюдая повторяемость одних и тех же событий, со временем начинают привыкать к ней. Затем они ожидают, что если появится событие А, то после него появится и событие Б. Наконец, они начинают веровать, что так будет всегда.

Таким образом, идея причинности не является аналитической по своей сути, она не есть понятие разума, понятие a priori. Никакие конкретные события (следствия) не могут быть выведены «априорно» из понятия процессов, считаемых за причины этих событий. Какую бы причину саму по себе не взять, мы не в состоянии были бы, помимо фактов, a priori ответить на вопрос: какое действие из нее вытекает.

Но она не может быть основана и на опыте, поскольку осуществляемый по схеме: регулярная повторяемость — привычка — вера опыт не может гарантировать нам достоверности и необходимости, присущие логическим выводам[722]. А это значит, что ключ к проблеме причинности следует искать вне опыта, в неэмпирическом ("априорном) обосновании причинности[723]. Но это уже был бы следующий шаг к той точке, с которой начинается пространство кантовской критической философии.

Одним из решающих следствий учения о причинности Юма явился вопрос об обоснованности и правомерности индукции как основного метода эмпирических наук: если опыт не может гарантировать достоверность выводимых из него заключений, то этим же ставится под сомнение состоятельность индукции.

Юмовская проблема индукции, как ее назвал К. Поппер[724], возникает из явного противоречия между принципом эмпиризма (только опыт позволяет судить об истинности или ложности фактуального высказывания) и осознанием Юмом того обстоятельства, что индуктивные рассуждения несостоятельны. Проблема индукции — вопрос об оправданности индуктивных выводов, или об обоснованности естественных законов. Проблему индукции можно также сформулировать в виде вопроса о верности или истинности универсальных высказываний, основывающихся на опыте, т. е. истинности гипотез и теоретических систем в эмпирических науках. Многие убеждены, что истинность таких универсальных высказываний известна из опыта. Однако ясно, что описание любого опыта — наблюдения или результата эксперимента — может быть выражено только единичным высказыванием. Соответственно, когда о некотором универсальном высказывании говорят, что истинность его известна нам из опыта, то при этом обычно подразумевают, что вопрос об истинности этого универсального высказывания можно как- то свести к вопросу об истинности единичных высказываний, которые признаются истинными на основании имеющегося опыта.

Сформулированный еще Аристотелем метод индукции, в обоснованности и правомерности которого никто не сомневался вплоть до индукти- виста Ф. Бэкона, требует сегодня нового переосмысления. Как известно, индукция может гарантировать истинность лишь в исключительных случаях, когда имеют дело с конечным множеством. Но в науке, знание которой имеет законосообразный, т. е. всеобщий характер, правомерность индукции справедливо ставится под сомнение, ибо научные высказывания касаются конечных необозримых и бесконечных множеств. В этом случае выводы по индукции не могут гарантировать достоверность научных знаний. На это впервые обратил внимание Д. Юм. который, пытаясь разобраться с принципом индукции, в частности, с тем, как в сознании формулируется идея причинности, приходит к выводу о том, что причинно-следственная связь ошибочно понимается сообразно принципу: после этого — значит по причине этого. Люди ошибочно принимают регулярную повторяемость определенного события за необходимость причинения.

Основные условия для формулировки указанного принципа следующие: 1) регулярная повторяемость события: фиксируются факты повторного I регулярного появления некоего явления В после А; 2) на этой основе складывается психологическая ассоциация: после восприятия А в сознании всплывает идея В; 3) как результат этого — психологическое привыкание, привычка: в случае, когда появляется А, встречать как должное последующее появление В; именно привычка, под которой Юм понимает «всё, что возникает в силу повторения в прошлом без помощи нового рассуждения или заключения»[725] побуждает нас предполагать, что будущее соответствует прошлому; именно она есть последнее основание всех наших заключений, касающихся будущего; 4) эта привычка преобразуется в возвра- * вдающееся ожидание, или воображение, что В после А будет «необходимо» появляться всегда в дальнейшем; 5) привычка со временем перерастает в н веру в то, что событие, происходившее в прошлом, будет происходить и в будущем. То есть мы не только представляем, что то или иное действие - наступит, но и уверены в этом. Вера, по словам Юма, есть «живая идея, связанная отношением, или ассоциированная, с наличным впечатлением»[726]. " Вера возникает только из привычки и она есть нечто отличное от представления, порождаемого привычкой. Вера делает это представление более живым и сильным. Именно вера помогает установить «необходимую. связь» и вселяет в нас убеждение в том, что за явлением, называемым «причиной», должно следовать то, что называется «действием». Действие веры на мышление и поступки людей могущественно: оно превращает формулу «после этого, значит, по причине этого» в навязчивую схему мышления и поведения. Например, мы верим, что солнце завтра взойдет потому, что оно делало это в прошлом.

Таким образом, по мнению Юма, признавать причинность значит «верить» в то, что после некоторых событий (А) многократно «повторяются» другие события (В). Понятие причинности формируется на основе ожидания определенных событий в будущем, оно основывается на вере, вера — на привычке, которая проистекает из некоторого часто повторяющегося опыта. То есть познание причинности простирается лишь настолько, насколько простирается привычка, в которой нет полной достоверности, а есть только приблизительная, субъективная достоверность, или вероятность. Привычка не доказывает, она лишь верит. Стало быть, нет никакого объективного и необходимого знания о причинности. Знание о ней сомнительно, ибо в основание всех эмпирических заключений о причинности кладется вера. С этой точки зрения учение Юма о причинности может быть названо эмпирическим скептицизмом и эмпирическим пробабилизмом.