Инициирующие изменения, как я уже подчеркивал, были социологическими и риторическими, т.е. касались привычек губ, того, что люди думали и говорили друг о друге. Но социологические изменения, несомненно, повлекли за собой и психологические. И социология, и психология с экономической точки зрения являются внешними эффектами. Честный автомеханик в Айова-Сити, которому и в голову не придет брать больше, чем положено, или нарушать чувство собственного достоинства, не выполнив взятую на себя работу, - это реальный, существующий персонаж в нормальном буржуазном обществе. А вот его брат-механик в Чикаго под влиянием со-циологии большого города имеет другую психологию, которая рассматривает очередного клиента как очередного лоха. Человек становится таким.

Двойное этическое изменение достоинства и свободы обычной буржуазной жизни привело к господству здравого смысла и чувствительности, от которых мы до сих пор получаем пользу. Его добродетели - коммерческое благоразумие и семейная любовь, сочетающиеся в самоограниченном среднем классе с почти безумной изобретательской смелостью, подпитываемой надеждой, защищенная в своей политике верой и воздержанностью, а также справедливым, хотя часто и непреднамеренным улучшением положения других, трудящихся классов - предков всех остальных, если не сказать больше, - которые сами, наконец, в результате конкуренции между инновационной буржуазией и купленными ею политиками обрели гражданское, буржуазное достоинство голоса, дома, машины, образования и стали сами "джентльменским" средним классом.

Так, норвежские иммигранты на верхнем Среднем Западе с 1919 по 1935 г. читали в газете Decorah-Posten комиксы Питера Розендаля о приключениях Хан Ола и Хан Пера ("Хан" означает "Он", а также "Мистер", возможно, с намеком на сарказм, как в ирландском английском "himself" по отношению к мужу). Одна из постоянных шуток - навязчивая изобретательность Хана Пера, иногда безумное повторное использование старых технологий. За время существования полосы Пер опробовал с катастрофическим эффектом около шестидесяти новых машин. Как отмечает редактор сборника карикатур, "Розендаль представляет его как неугасающего оптимиста, всячески пытающегося механизировать не только работу фермера на открытом воздухе, но и работу его жены в помещении". Все это очень по-американски, о чем постоянно говорят герои. Люди буржуазной эпохи могли свободно мечтать о новшествах и находили попытки достойными внимания. Даже дураки могли мечтать. В славных или комических попытках новаторства они находили и свое достоинство, и свое возмездие, и подъем всех лодок. Риторическое объяснение такого исторически уникального безумия, кажется, когерентно внутри себя и соответствует фактам лучше, чем материалистические альтернативы слева или справа. К тому же оно имеет то дополнительное достоинство, что является условным и характерно именно для Северо-Западной Европы. Голландский историк Питер Ритберген пишет, что "в ситуации, многие в остальном ничем не примечательные черты [Европы] замечательно сочетались друг с другом". Имело значение, что Ньютон думал так, как думал, или что Вольтер писал так, как писал. Имело значение и то, как голландцы, а затем и англичане говорили о буржуазном диг-нетизме и свободе в конце XVII - начале XVIII века.

Глава 43

Аргументация может быть кратко изложена в виде схемы. Принимайте или не принимайте ее в соответствии с вашими интеллектуальными предпочтениями. На схеме наглядно представлены некоторые положения. (В свою очередь, они могут быть переведены в набор уравнений с временными подстрочными знаками, дифференциальными условиями и т.д.). К такой формальной экономической модели я приступлю через некоторое время. Но стрелочная диаграмма более доступна и не требует от нас, как это делает обычная функциональная математика, говорить только об одном виде причин - о причинности бильярдного шара Юма)1.

Чтобы избежать безнадежно запутанной массы причинной спагетти, можно как бы вычесть два вида предполагаемых причинных факторов (нитей спагетти), которые не внесли или внесли незначительный вклад в Великий Факт. Представьте себе самую полную диаграмму спагетти, в которую включены все основные события Европы с 1500 г. по настоящее время, даже если они не внесли практически никакого вклада в объяснение Великого факта - например, иностранная торговля, которая столетиями ранее процветала в Индийском океане, или европейский империализм, в основном обеспечивавший занятость дрессировщиков и раскрашивавший карты мира в красный цвет. Поэтому опустим те спагетти, которые не имели значения в качестве исторических причин великого экономического роста.

Один из видов, правда, имеет значение, но не в Европе, а в Азии. Это фоновые условия, такие как рост городов или прочные права собственности. Многие главы выше были посвящены тому, чтобы показать, что такие факторы не очень хорошо подходят для объяснения современного мира, поскольку они присутствовали и в Китае, и в Индии, и в арабских, а затем османских землях, и даже в некоторых африканских и новосветских королевствах, иногда гораздо раньше или в большей степени, чем в северо-западной Европе. Другой вид опущенных спагетти - это инциденты, то есть действительные или предполагаемые события.

Если вы хотите доказать, что, скажем, внешняя торговля имела большое значение, а не была просто "фоновым условием", характерным для большей части мира, вы должны провести экономическую экспертизу, чтобы определить, какие доказательства, по вашему мнению, будут иметь значение. Вы не можете просто сказать: "Все неэкономические историки, которые согласны со мной в политическом плане, считают, что империализм или торговля были важны".

Вопрос научный, а не политический (хотя ответ на него, безусловно, имеет политические последствия). Да и не в том дело, чтобы после легкого исторического чтения, которое "соотносится" с историей, предложить модель накопления образования или "Черной смерти" (замечу коллегам-экономистам). Это такая же шестидюймовая преграда, как и статистическая "значимость". Существует буквально несметное количество моделей, которые примерно "предсказывают" (точнее, постпредствуют) ход европейской истории в том или ином ракурсе. Аргументация должна выдерживать противостояние со всеми фактами, количественными и качественными. Он должен иметь вполне человеческий, научный смысл.

Молодого и условно подготовленного экономиста эта модель несколько озадачит, поскольку он решит, что только модель с ограниченной максимизацией является "моделью". Он философски заблуждается, и это недостаток его образования, что он не знает, что это так.

Но суть дела (повторю для своих коллег-экономистов) заключается в том, что модель Max U, как бы я ни любил эту самуэльсоно-беккеровскую идею, написал множество книг и десятки статей в ее поддержку, не может объяснить реальные инновации. В этом, в конце концов, и состоит главная мысль - рутинная максимизация, например, за счет расширения внешней торговли или инвестиций в рутинные проекты по осушению болот или рытью каналов, не объясняет современный мир. То, что объясняет его, как сказали бы австрийские экономисты, - это открытие. И, как верно утверждают они (например, Кирцнер), настоящее открытие, "макроизобретение" Мокира, никогда не является результатом ме-тодических инвестиций, а всегда случайность в подготовленном уме и в