Немного погодя я услышал, что двое старших ребят шепчутся в соседней комнате. Потом они, крадучись, спустились в сад, и я услышал, как позади меня завозилась в постели Поппи, потом услышал, как дети зовут друг друга, и при свете зари увидел, что они заняты какой-то игрой, больше похожей на танец. Не знаю, что это было такое, но они шагали друг другу навстречу и беззвучно сталкивались ладонями – словно ожили вдруг Папагено и Папагена или какой-то еще более нежный райский образ, словно они были дети не этой земли, а какого-то другого, сладостного утра, до начала времен, до начала истории. Я наблюдал за ними так, как будто видел их первый раз в жизни – или во сне.

Потом Поппи опять завозилась, приподнялась на кровати, и я услышал: «Ой, Касс, ты вернулся!» Я подошел, сел и обнял ее. Я хотел что-нибудь сказать, попросить прощения, но не мог – еще не мог. Она сказала: «Я думала, ты уже не вернешься! Я с ума сходила от страха! Где ты был?» Ну, я что-то соврал ей, решив, что еще успею сказать, где я был. Я ее успокоил. Мы немного поговорили, она задала мне сто вопросов, но потом начала зевать, спросила, который час, и опять легла на подушку. «Ну, как всегда, я ничего про тебя не понимаю, – пробормотала она уже спросонок, – но я очень рада, что ты вернулся». Я отошел и снова сел у окна.

Тут, наверно, я должен был бы сказать вам, что после кое-каких страданий мне была ниспослана благодать и что я тогда же это понял, но я сказал бы вам неправду – я вовсе не понимал, что мне ниспослано, что я обрел. Хотелось бы сказать, конечно, что я обрел какую-то веру, какую-то основу, и на ней, на этой основе, может сбыться все, что угодно, – безумие станет разумом, горе – радостью и «нет» превратится в «да». И даже смерть будет не смерть, а воскресение.

Но если по правде, то скажу вам так: что касается бытия и небытия, я понял одно, а именно: что выбирать между ними – значит просто выбрать бытие, – не ради бытия, и даже не из любви к бытию, а тем более не из желания быть вечно – а в надежде побыть тем, кем я мог бы быть. Это, было бы неслыханным счастьем. Видит Бог.

А что касается остального – я вернулся. И этого пока что довольно, этого хватит.

Чарлстон, Ю. Каролина 3 ноября 195…

Дорогой Питер,

обрадовался вашему письму. Извините, пожалуйста, за эту открытку – замотан и замучен. Боюсь, что Чарлстон никогда не станет Флоренцией Нового Света, но от художников-любителей нет отбоя, и работы по горло. Кроме того, новая травма. Перенаселение. Расовое самоубийство. В июне у Поппи будет ребенок, и я брожу по Чарлстону, как раненый слон, земли не чуя от гордости и отчаяния. Кинси[371]определенно ошибся. Мужчина, считайте, еще не начался, пока не прошел il mezzo del camin.[372]Потом напишу подробнее, а сейчас хотел сказать, что рад, что Нью-Йорк обходится с вами неплохо. Вы не сообщили, как ее зовут, но надеюсь, вы ее сюда когда-нибудь привезете. Кто это в «Лире» сказал: на все свой срок. Не помню кто, но он был прав.

Buona forruna.[373]

Касс

МЕЖДУНАРОДНАЯ БОЛЬНИЦА ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ

Орден дочерей мудрости

Неаполь, виа Алёссандро Манцони, 38

16 декабря 195…

Мистеру П.Ч. Леверетту

США, Н.-Й., Нью-Йорк, 11

Западная одиннадцатая улица, 30.

Дорогой мистер Леверетт,

вернувшись из Франции, где я гостила дома, я нашла на столе Ваше милое письмо, по обыкновению с чеком. Этот чек я Вам возвращаю. Мы, как всегда, благодарны Вам за доброту, но на этот раз должна сообщить Вам, что мы отклоняем Ваш дар, причем по самой удивительной и необыкновенной причине. Господь был милостив к Лючано Ди Дието! Мне доложили, что в мое отсутствие Лючано, к всеобщему изумлению, вышел из комы, в которой он пребывал столько долгих месяцев. Сестра Вероника, которая ухаживала за ним в тот день, рассказывает, что Лючано, еще минуту назад пребывавший в глубоком забытьи, вдруг восстал, словно Феникс из пепла своей немощи, и, вскочив на кровати, громким голосом пожаловался на голод. Осмотр показал, что давление на мозг прекратилось. Доктор Чиполла, осмотрев его, объявил, что он здоров. Лючано поправлялся еще две недели (все это время он ел с неописуемой жадностью и весело упрекал наших сестер в неотзывчивости), после чего был отправлен домой в Помпеи совершенно здоровым. Я знаю, что для Вас это будет радостным известием, и спешу отправить письмо, чтобы Вы могли разделить наше изумление перед совершившимся чудом! Милость Господня велика!

Вновь благодарю Вас за всю Вашу помощь и остаюсь, как всегда,

Искренне Ваша в Беспорочном Сердце Марии

Старшая сестра больницы

Сестра Мари-Жозеф.

P.S. После того как я закончила это письмо, сестра Вероника доложила мне, что Лючано сегодня утром поступил к нам с переломом ключицы. Это повреждение он получил, упав с лестницы у себя дома в Помпеях. Живучесть этого молодого человека поистине удивительна! Я только что вернулась от него – он сидит в постели, весело улыбаясь, и ест с неописуемой жадностью. Он передает Вам привет и говорит, что уже обручился. Мне немного жаль девушку, но я не сомневаюсь, что, если она хоть немного похожа на жениха, этот брак будет долгим. Лючано переживет нас всех.