— А ты что там делала?

— До поступления в школу я уже знала, что хочу стать таленто, звездой масс-медиа, — ответила она. — Я помню, как-то увидела по телевидению церемонию бракосочетания двух знаменитых таленто. Она совершалась с пышностью, невиданной для Японии. Все газеты на ушах стояли. Ни один премьер-министр не удостаивался такой чести. К ним было отношение как к королевской чете. Атмосфера была буквально пропитана поклонением, и, как сейчас помню, я тогда подумала, что эти двое живут, как в раю. У них есть все. Все, о чем я мечтала.

Длинные ресницы Шизей отяжелели от влажности в ванной.

— По правде говоря, я пошла учиться в «Золотое облако», чтобы научиться воздействовать на других людей, — сказала она. — Подчинять их своей воле. Женское начало мешает этому.

Брэндинг смотрел, как вода струйками бежит по прекрасно развитому телу Шизей. Во впадинках и в ложбинках она держалась каплями.

— Значит, ты там научилась лгать глазами, — подытожил он. — А не учили тебя там заодно также и обманывать свое сердце?

Она подняла на него глаза:

— Кок, я...

Он коснулся ее рукой.

— Как бы я хотел, чтобы мне ты не лгала!

— Зачем тебе так нужна правда? — спросила Шизей тихо.

— Потому что правде я посвятил свою жизнь.

— Но все в жизни лживо.

— О, Шизей, ты ведь сама не веришь тому, что говоришь.

— Верю, Кок. Действительно верю. И ты бы поверил, если бы повидал в жизни с мое.

Брэндинг внезапно обхватил ее за плечи, привлек к себе так, что их губы почти соприкасались, и заглянул ей в самые глаза, глаза, которые прошли специальную подготовку, осваивая искусство лжи.

— Кто ты, Шизей? Самоуверенная лоббистка, скользящая по коридорам власти, играющая свою роль лучше, чем другие? Самоотверженная защитница окружающей среды с чистым сердцем? Страдающее человеческое существо, съежившееся от ударов судьбы, как тот паук, нарисованный у тебя на спине сумасшедшим художником? Или ты колючая молодая женщина, прошедшая в «Золотом облаке» прекрасную школу обуздания собственного естества ради достижения безумного идеала? Какие из перечисленных мною черт лучше всего описывают твою личность?

Она покачала головой.

— Не знаешь. Я думаю, ни одна из них, как в отдельности, так и в сочетании с другими, не отражает твоей сущности. Я думаю, ты сама знаешь, кто ты, потому что на своем жизненном пути ты потеряла себя. Тебя научили обманывать — в этом я не сомневаюсь. Но беда твоя заключается в том, что в конце концов ты обманула саму себя.

С тихим стоном Шизей выскользнула из его объятий и села у его ног, свесив голову. Вода сильными струями била на нее сверху, и волосы закрыли ее лицо, как черный занавес.

— Шизей, что с тобой? — забеспокоился Брэндинг, опускаясь с ней рядом на колени и поднимая ее.

— Кок, милый, — прошептала она, — я в жизни предпочитаю ложь, потому что правде не могу смотреть в глаза.

— Преодолей себя, — уговаривал Брэндинг. — Сделай хотя бы первый шаг навстречу правде, начав с правды о самой себе.

— Не могу.

— Скажи мне правду о себе, — молил он. — Если ты скажешь ее, это будет началом новой жизни для тебя.

— Нет! — она прижалась к нему, — Нет, Кок! Не заставляй меня!

— Шизей, — прошептал он, обнимая ее, — я не могу заставлять тебя... Но, должен признаться, не могу и не заставлять.

Шизей закрыла глаза, ее сердце колотилось в груди.

— Я очень устала, Кок.

Брэндинг выключил воду. Она вытерла его полотенцем, потом начала вытираться сама.

— Мне кажется, в моем шкафу есть кое-что из твоей одежды, — сказала она.

Брэндинг выбрался из ванной, прошел к шкафу. Действительно, там он нашел свой халат, пару белья. Рубашка и легкие брюки тоже были на месте.

Он снял с вешалки халат, надел его. Когда он повязывал пояс, его взгляд упал на угол шкафа. На высоте человеческого роста на нем было темное пятно. Место тщательно вытирали, так, что даже образовались царапины на дереве. Царапины были явно свежими. Он уставился на пятно, как будто слыша обвинительный хор древнегреческой трагедии. В его памяти снова возник труп Брислинга, скрючившийся в багажнике его машины, со смертельной раной на голове. Форма раны напоминала латинскую букву Y, по словам. Эйлбемарла. Он тогда ему сам сказал во время допроса в участке. И еще крохотные частички дерева были обнаружены в ране. ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ, ЧЕМ МОЖНО БЫЛО НАНЕСТИ ТАКУЮ РАНУ, СЕНАТОР? НУ-КА ПОПРОБУЙТЕ ДОГАДАТЬСЯ! Тогда Брэндинг так и не смог догадаться. А вот теперь кое-какая догадка у него появилась.

На лице его было по-прежнему задумчивое выражение, когда из ванной появилась Шизей. Она заплетала волосы в толстую косу, но остановилась, увидев выражение лица Брэндинга.

— Шизей, — спросил он ровным голосом, — не знаешь ли ты, кто убил Дэвида Брислинга?

— Дуглас Хау.

— Это так полиция думает, — уточнил Брэндинг.

Лампа освещала Шизей сзади, и он не мог видеть выражения ее лица.

— Зачем ты спрашиваешь? Ты ведь знаешь, что я солгу.

— Прошу тебя, не делай этого, — сказал Брэндинг. — Но если в твоем тайном, страдающем сердце есть место для меня, ты мне скажешь правду.

— Кок, я люблю тебя.

Он покачал головой:

— Я не уверен, что понимаю значение этого слова в данной ситуации.

Шизей стояла неподвижно, но даже на расстоянии Брэндинг заметил перемену в ней. В ней появилась напряженность, так что даже воздух между ними, казалось, начал немного искрить. Ему стало страшно. Как это она сказала? Я ПОЧЕМУ-ТО ДУМАЛА, ТЫ БУДЕШЬ БОЯТЬСЯ МЕНЯ. Если она убила Брислинга, ее действительно стоит опасаться. Она так и меня прихлопнет... Но доказательства у него не было и, по-видимому, никогда не будет. Только красноречивое темное пятно на дверце шкафа да еще его разыгравшееся воображение.

После долгой паузы Шизей спросила:

— Что бы ты сделал, если бы я сказала тебе правду?

Брэндинг покачал головой:

— Правду говорят потому, что хотят ее сказать, а не в зависимости от реакции собеседника.

Глаза Шизей горели, как янтарь на свету. Она сделала глубокий вдох, пытаясь вернуть себе чувство равновесия. Воздух в комнате колебался, рябь, как от волн, разбегалась во все стороны, пока наконец не успокоилась на уровне груди Брэндинга.

— Да, — прошептала она. — Я знаю, кто убил.

Брэндинг сделал выдох, будто долгое время задерживал дыхание, потом повернулся к кровати и начал разбирать ее на ночь.

Шизей приблизилась к нему: