— Он уже проделал это с некоторыми из нас, — тихо кивнула сианай, она глядела вниз, на кончики своих пальцев, выглядывающие из-под подола платья. — Я видела таких… извращённых им алаев. Даже смотреть на них было ужасно. Хотя по многим своим способностям они даже превосходили настоящих кошек Аласаис — они всё равно были калеками. А искалеченная душа куда страшнее искалеченного… или даже уничтоженного тела.

— Да. Но я слишком поздно осознал это. Я никак не мог понять: как, будучи частями одной стихии, мы можем быть такими разными? Ведь и я, и он — пусть степень нашего слиянии с силой Тьмы и не сравнима — мы её части, части одного целого. Я колебался, не в силах лишить мой народ заслуженного, выстраданного права на реванш и… и даже как-то раз обвинил себя в том, что ревную своих подданных к нему, боюсь потерять власть, — признался Дарион. — Я пытался убедить себя, что всё идёт правильно, всё так и должно быть, ведь я столько молился — сам не знаю кому — о том, чтобы этот день настал! Воистину, есть мечты, которым лучше оставаться несбыточными. — Он сорвал один из белых цветков и теперь крутил тоненький стебелёк в длинных пальцах. — Сначала ты мечтаешь о чём-то так сильно… так долго… а потом, когда появляется шанс претворить мечту в жизнь, происходит что-то и ты уже жалеешь, что мечтал об этом. Даже больше — чувствуешь себя отчасти виноватым в том, что происходит, словно твоё собственное желание было тому причиной.

— Это не твоя вина, — оторвалась от созерцания своих ног Элеа. — Ты не виновен и в том, что…

Но Дарион, видимо не слыша её, продолжал свою исповедь:

— Я виновен в том, что всегда был идеалистом, помешанным на благородстве глупцом. Даже распознав его истинную сущность, я думал, что, возможно, есть надежда изменить его. Наивный дурак… Я только и занимался тем, что искал оправдание своему бездействию. И был слишком горд чтобы поделиться своей ношей хоть с кем-то. Эта встреча с тобой, сианай Элеа — он наконец поднял на неё глаза — пожалуй, единственное, на что хватило моей решимости.

Алайка ласково улыбнулась ему. На её взгляд это была самая разумная речь, которую она слышала из уст правителя Дарларона (да и любого из его подданных). В ней не было той романтической, рыцарской чуши, в приверженности которой даоры умудрились превзойти элиданцев и драконов Изменчивого вместе взятых. И это внезапное «взросление» Дариона дарило надежду всему Энхиаргу. Элеа ожидала что ей придётся употребить все свои силы, чтобы открыть ему глаза на то, что он, оказывается, уже увидел сам. И более того, он, кажется, был готов бороться с Талом.

Сианай утешительно положила руку на его запястье и уже открыла рот, чтобы объяснить, что и как именно можно поправить, но так и не произнесла ни слова — прямо в лицо ей ударил неожиданный порыв ветра. Он был так силён, что пригнул росшие вокруг тоненькие деревца к земле, а на травяном море началась настоящая буря. Звёздочки цветов тревожно мерцали. Ветер завывал над головами Элеа и Дариона. Вслушиваясь в его недобрую, тревожную песнь, они медленно, молча поднялись.

Сгусток мрака вынесся из рощицы на вершине дальнего холма и теперь стремительно приближался к ним. Это было создание враждебной Тьмы, враждебной не только сианай, но и правителю тёмных земель Дариону. Элеа крикнула и на её зов из травы поднялись прятавшиеся в ней телохранители. Не мешкая ни секунды, алаи бросились наперерез врагу, но Дарион опередил их: две «чёрные молнии» вырвались из его простёртых к твари рук, понеслись к ней, но вдруг остановились на полпути и повернули обратно. Ни он сам, ни Элеа не успели ничего предпринять — струи тьмы обрушились на сотворившего их даора в мгновение ока оплели его коконом лоснящегося мрака сжались и тут же распались на быстро тающие клочья угольного тумана. Элеа кинулась к Дариону — он не шевелился… и даже не дышал.

Но произошедшее не остановило телохранителей сианай: волшебник завершил своё заклинание, когти второго кота засветились белым пламенем и через мгновение вонзились в чёрную плоть врага, без труда разорвав её на сотни клочков. Приземлившись, алай с недоверием глянул на свои всё ещё пылающие лапы и закрутил головой, не веря, что победа может быть так легка, и ожидая нового нападения. Но никаких признаков опасности не было, даже ветер стих.

Его напарник стоял рядом со своей взволнованной госпожой, пытливо вглядываясь то в её лицо, то в застывшее, как чёрная маска, лицо Дариона. Он уже начал понимать, что произошло, и это (а вернее, возможные последствия для всех алаев) приводило его в ужас. Ан Меанор молчал, не в силах ни советом, ни делом помочь сианай…

А она, упав на колени рядом с поверженным богом, осторожно раздвинула его веки — под ними билась, пульсировала тьма. Увидев, что самые страшные её предположения подтвердились, Элеа прижала к губам тонкую руку и, глубоко вздохнув, поднялась. И снова замерла. Несколько долгих мгновений губы её шевелились, не производя не звука, взгляд был устремлён куда-то вдаль.

— Элеа? — проговорил ан Меанор. — Что?.. Сианай встрепенулась.

— Возмущение силы, он чудом остался жив, и я не знаю, сколько ещё протянет. — Её голос звучал непривычно-резко. — Эта… тварь, она была здесь с одной целью, чтобы вынудить его применить свою силу и тем самым погубить себя. Дарион, как от него и ожидали, забыл, что теперь не он здесь наиболее близок к стихии Тьмы, что она может возмутиться, воспротивиться ему, защищая кого-то другого. Защищая его, Тала.

— Что нам делать теперь? Ведь о вашей с ним встрече наверняка знали его советники? Как они истолкуют?..

— Именно так, как тебе меньше всего хотелось бы, — качнула головой сианай. — Мы должны уходить. Быстро.

— А он? — ан Меанор смотрел на Дариона. — Мы возьмём его в Бриаэллар?

Взгляд Элеа тут же взлетел к родной звезде.

— Нет, — откликнулась она, переведя его ниже — туда, где, незримая отсюда, сияла жемчужная иголка Тиалинхеаля. — Мы заберём его с собой, но не в Бриаэллар. Дариона как можно быстрее надо доставить к Тиалианне. Никто, кроме неё, не сможет помочь. И я не уверена, что даже она… — Голос Элеа почти сошёл на нет. — Нам придётся соорудить носилки — любая магия может повредить ему.

— Но нам всё равно придётся идти через портал… — неуверенно возразил волшебник.

— С этим мы ничего не можем поделать, придётся рискнуть. Но не стоит подвергать его лишней опасности. Поспешите, вокруг много подходящих деревьев, — она окинула окрестности быстрым, тревожным взглядом, — а плащ Дариона достаточно прочный, чтобы выдержать его.

«Выдержит ли сам Дарион?» — мрачно спросила себя сианай, но вслух, разумеется, ничего не сказала…

* * *

Сидя на хрустальных ступенях одной из тысяч лестниц Тиалинхеаля, Верховный жрец Кеан вспоминал, как много сотен лет назад, ещё мальчишкой, он на спор пробрался в замок Хозяйки Пути.

Через жемчужный овал незастеклённого окна он попал в один из залов Тиалинхеаля — первый из десятков, сотен совершенно пустых белых залов, по которым он бродил потом весь вечер и всю ночь, недоумённо взирая на мягко сияющие стены, лишь изредка украшенные светильниками или бледными фресками, на колышущиеся сами собой занавеси из лёгкого молочного шёлка. Он совсем не ожидал, что замок Тиалианны будет похож на дом, который давным-давно покинули хозяева. В какой-то момент ожидание чуда, охватывающее его всякий раз, когда он раздвигал очередной занавес или поворачивал за угол, сменилось страхом. Кеан понял, что заблудился. Он уже не шёл, а взбегал по лестницам, мчался по коридорам… и едва не столкнулся с ней.