тепло и запах её тела, он остригал её локоны, оставляя длину до плеч.

Взгляд Сесилии застыл в одной точке.

– Не слишком коротко, – шёпотом произнесла она.

Потом она вернула ножницы на верхнюю полку шкафчика и провела рукой по волосам. Мартин поцеловал её пушистый затылок и смотрел ей вслед, пока она шла по тёмному коридору. Вздохнул и вернулся в комнату для гостей, в которой его поселили.

Когда на следующий вечер он принёс ей почту, она, порозовевшая и с ясными глазами, сидела в кровати, положив под спину подушки, и увлечённо читала какую-то старую книгу, казавшуюся слишком тяжёлой для её тонких бледных рук. Мартин присел на край кровати. Поднос с завтраком, как он заметил, на этот раз был пустым. Кофе выпит, бутерброды с поджаренным хлебом съедены до корки.

– Что ты читаешь?

Сесилия протянула ему том, а он ей письма. Он уже просмотрел адреса отправителей в поисках известия от Густава, но там были лишь Фредерика, научник и фамилии каких-то коллег с кафедры.

Книга, которую она так упоённо читала, оказалась учебником классического греческого языка, изданным в 1935 году в технике французского переплёта. Книги достались семейству Викнер вместе с купленным в семидесятых домом, с тех пор они так и стояли на своих местах, их не читали, но пыль протирали регулярно. Он давно всё просмотрел в надежде найти что-то интересное. Видимо, жена поступила так же, но с другим результатом.

– Греческий? – спросил он. – Ты же не собираешься сейчас заняться греческим?

Но занятая почтой Сесилия его не услышала. У неё на коленях уже лежали несколько развёрнутых машинописных листов.

– Макс Шрайбер перевёл небольшую вещь Вебера, – сообщила она. – Похоже, получилось неплохо. Вот, прочти.

Мартин отбросил книгу так, что она стукнулась об угол кровати. Он всё утро возил туда-сюда по аллее коляску с Элисом. Если повезёт, Элис проспит до обеда. А когда проснётся, его надо будет кормить, переодевать и таскать на руках, а он будет кричать, проверяя на прочность твои барабанные перепонки. Он срыгнёт половину съеденного и начнёт безостановочно ныть, когда его попытаются снова уложить спать. А тем временем Ракель – да, чем, кстати, занимается их дочь? После завтрака он её не видел.

– Нам всем бы очень помогло, если бы ты иногда, между делом, спускалась с небес на землю, – сказал Мартин.

И он оставил её в постели среди всех этих бумаг.

* * *

Второй неожиданностью стал звонок от Пера Андрена, он спрашивал, известно ли Мартину имя некоего Лукаса Белла. В голосе Пера одновременно звучали возбуждение и скепсис.

– Вроде что-то знакомое, – ответил Мартин, хотя никогда раньше этого имени не слышал. Или всё-таки слышал? Может, он имел в виду Квентина Белла? А кто такой Квентин Белл? Племянник Вирджинии Вульф, написавший биографию своей знаменитой тётушки. Мартин купил его книгу у букиниста, чтобы побольше узнать об истории издательства «Хогарт».

– Вот что о нём написали несколько недель назад в «Таймс», – продолжал Пер, – не укладывается ни в какие рамки. Но в хорошем смысле. Сравнивают с Керуаком. С Керуаком же всегда сравнивают, да? И Рембо. В общем, как бы там ни было, к нам обратился его агент… довольно унылый тип, хотя мог бы быть пободрее, потому что дела у этого парня явно идут в гору… короче, этот тип, как там его, мистер Голдман… – Незаметно появившаяся в комнате Ракель не мигая смотрела на Мартина. Мартин прикрыл ладонью трубку и спросил:

– Что там у тебя?

– Можно мне посмотреть фильм с дядей Эммануилом?

– Какой фильм?

– Про робота, который прилетел из будущего и стал добрым, хотя раньше был злым, и там ещё есть…

– Спроси у мамы.

– Но она спит.

– Детка, я сейчас разговариваю с Пелле…

– Ну пожалуйста.

– О’кей, хорошо, – вздохнул Мартин и вернулся к Перу.

– …никаких оферт и торгов, насколько я понял, и вопрос только в сроках. Всё дело в том, что этот парень по какой-то причине хочет, чтобы его книгу опубликовали мы. Он считает, что крупные издательства, это цитата, «в одной связке с капитализмом и способствуют тому, что искусство становится продажным».

– Это похоже на Густава.

– Если мы хотим, книга наша.

– А разве мы не в одной связке с капитализмом?

– О боже, да я об этой связке просто мечтаю. А вот капитализм, похоже, о нас и знать не хочет.

– Что конкретно написали в этой статье?

На другом конце провода зашелестели страницы.

– Так… бла-бла-бла… вот a clear and я relentless voice [199]. Сравнивают с Сэлинджером. Black humor and a nihilistic gaze upon society [200].

– Только что ведь был Керуак? То есть сравнивают и с Керуаком, и с Сэлинджером?

– И с Рембо.

– Похоже на эссе гимназиста. Что думаешь?

Пер сказал, что прочёл только статью в литературном приложении к «Таймс», но книгу должны прислать по почте.

– В общем, что мы имеем: печального агента в Англии, одну – одну – претенциозную рецензию и никаких конкурентов. Похоже на выигрышную концепцию.

– Ну ты можешь хотя бы прочитать.

– Конечно. Только чтение и сможет привести меня в чувство после проигрыша в шахматы собственной дочери.

– Но, Мартин, решать нам надо быстро.

– Он с кем-то ещё договорился? Или мы первые? – Пер красноречиво молчал. Мартин снова вздохнул, на этот раз тяжелее. – Это как прийти в клуб, а там никого, кроме бармена и кислого диджея.

– В любом случае прочти книгу.

– У нас остались хоть какие-то деньги? Мне казалось, мы банкроты.

– Прочти книгу. Я пришлю. А потом поговорим.

* * *

Ларс Викнер появился в загородном доме только в августе.

Заехал во двор, посигналил, чтобы Эммануил передвинул мопед, хотя места для парковки хватало. За три минуты успел осмотреть Элиса и объявить, что у ребёнка такой же нос, как у него, расположиться на веранде, послать за бутылкой коньяка, зажечь испанскую сигариллу, поинтересоваться у Мартина, почему он не издаёт беллетризованные биографии и прокричать неизвестно кому, что у него в машине два кило свежей скумбрии.

– Где Сесилия? – спросил он. И так громко, что все вздрогнули, закричал:

– Сесилия!

Ответа не последовало.

– Она наверняка не в доме, – сказал Мартин. И снова сел, потому что уйти было бы невежливо.

Удовлетворившись объяснением, Ларс вытянул ноги и положил сигариллу в пепельницу. Одет он был в белое с ног до головы. Рубашка и брюки, видимо, представляли собой некий праздничный наряд индуса. На шее сверкала золотая цепочка. Мартин задумался, насколько подробно тесть осведомлён о проходящих в доме оздоровительных мероприятиях (представить, что супруги Викнер наедине