Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Площадь начала успокаиваться, шум перешел в злобное рычание, которое не заглушит громкого голоса, и дьяк продолжает:
— Воевода призывает не присягать ляху Владиславу и изменить Дмитрию Ивановичу. Он говорит — Руси нужен новый царь, и этим царем намеревается стать сам. Но Бельский — опричник, по горло в крови невинных жертв, им и Малютой Скуратовым оболганных. Хотим ли мы кровавого царства?! Если да, то теперь же присягайте кровопийцу! Не хотите — давайте исправим ошибку москвичей, которые не довели до конца справедливой воли! Смерть опричнику!
— Смерть опричнику! — выкрикнули в разных концах площади перед храмом приготовленные крикуны, но толпа поддержала недружно, тогда дьяк Шульгин еще раз возгласил:
— Смерть опричнику!
Вновь подхватили этот призыв только настропаленные крикуны, а площадь снова отмолчалась, и Богдан, понявший, что собравшийся народ можно настроить против самого Шульгина, шагнул вперед, чтобы сказать слово в свое оправдание, но на паперть уже вбегали дюжие молодцы. Они в один миг заткнули ему рот, заломили руки и поволокли по ступеням вверх на колокольню.
Крикуны тем временем надрывали глотки:
— Смерть опричнику!
— Смерть опричнику!
Толпа постепенно возбуждалась, и гомон ее долетел до Бельского, которого грубо волокли по ступеням вверх.
«Все! Конец! Толпа не заступится!»
В мгновение ока пронеслась в голове вся жизнь, и несчастный сделал великое, но очень запоздалое для себя открытие: он — опричник. Но не в том понятии, какое вкладывает в это слово уже бушующая на площади толпа, а в ином, более глубинном смысле. С самых юных лет он участвовал во всех важных событиях державных, но никогда не одаривался по заслугам. Его оттесняли более пронырливые, более разворотливые, и он оставался как бы снаружи, совершенно отстраненным от общего признания. Да, он — опричник. Такова судьба! Он хотел многого, но его желания никогда не сбывались полностью, хотя старался идти к цели с предельной устремленностью.
Ступеней десять до верха. Мысли скакнули в иное: перед глазами стонущие и кричащие от боли в пыточной, из которых он выбивает не правдивые показания, а нужные ему. У иных вырывались вместе со стоном проклятия; в мыслях же проклинали его, Бельского, все жертвы.
…Храм Божий в деревне под Александровской слободой. Кубки с ядом и — проклятия княгини Евдокии.
…Река Шексна. Мать князя Владимира княгиня Евфросиния, понявшая свой конец, шлет ему на прощание проклятие.
Да, он проклят! Не единицами. Даже не десятками, а сотнями.
Вот он на верху звонницы. Его тянут к окну. Кто-то из молодцев задевает большой колокол, тот надрывно всколыхнулся. Сердце сжалось у Бельского от колокольного стона, и последнее, что пронеслось — слова хранителя бога Прова: «На Иване Грозном пресечется на троне род Владимировичей. Свершится проклятие волхвов». У него тоже в жилах кровь Даниловичей, значит, и ему рок не судил царствовать.
Поздно он сделал это открытие. Очень поздно. Осуждай теперь себя за опрометчивость, казнись, все одно — конец неминучий — вниз головой.
Казань присягнула не истинному или мнимому Дмитрию Ивановичу, а уже его тени. Князь ногайский Арслан, мстя за своего отца, утопленного по приказу Дмитрия Ивановича в Оке, отсек ему голову на охоте и ускакал в Тавриду.
Русь освободилась от основных смутьянов, увы, смута не вдруг утихомирилась. Еще много времени Земля Русская обильно питалась праведной и неправедной кровью.
Ананьев Геннадий Андреевич родился в 1928 году. Окончил Алма-Атинское пограничное кавалерийское училище, служил на заставах Забайкалья и Заполярья. В 1965 году поступил в Казахский государственный университет им. С. М. Кирова, в этом же году начал журналистскую деятельность.
Член Союза писателей России с 1985 года. Автор более 10 военно-приключенческих и исторических романов, выходивших в различных издательствах. Лауреат ряда литературных премий.
Исторический роман «Опричник» — новое произведение писателя.