Последовавшие за этим письма Андерсона давали ясно понять, что он был куда больше заинтересован в молчаливом партнере. Все эти годы он использовал Перкинса в основном в качестве своеобразного звукоотражательного устройства. В одном из писем он прямо сказал о своем суеверии касательно вреда даже простых разговоров о пишущихся романах.

Андерсон откладывал работу над мемуарами, так как книга воспоминаний должна была стать лебединой песней в его карьере. У него было еще несколько идей, которые он время от времени пытался воплотить. Например, в 1934 году он отправил своему издателю не связанные между собой эссе, которые необходимо было объединить в книгу. Перкинс собрал некоторые, и вскоре они были изданы под названием «Озадаченная Америка».[252] Андерсон тем временем работал над другим романом – «Кит Брэндон». Scribners опубликовало его в 1936 году. Затем автор погрузился в другой проект, который, как он думал, будет «романом безо всякой особой цели, не направленным на то, чтобы кого-то изменить или способствовать созданию нового мира, просто историей о робком человечке и его наполовину забавных, наполовину трагичных приключениях». Он признался Перкинсу: «Я хихикал большую часть работы над ним».

После рассмотрения этого сюжета под разными углами он двинулся в другом направлении, вернувшись к предложению Перкинса. Было и несколько других начинаний и откатываний на исходные. Время Андерсона в Scribners было самым беспокойным. Как и Скотт Фицджеральд, Шервуд не мог соответствовать своей некогда блестящей репутации. Он перескакивал с одной задумки на другую и семь лет возился с автобиографией. Летом 1940 года, в возрасте шестидесяти четырех лет, он почувствовал некое неудовлетворение от своей работы. И обвинил он в этом своих издателей, в частности Макса Перкинса:

«Как вам известно, Макс, я приходил к вам время от времени, так как очень хорошо отношусь лично к вам, но во время наших встреч вы крайне редко спрашивали меня о том, чем я в данный момент занят. В это же время, Макс, вы проявляли огромный интерес к другим вашим писателям, и я не могу винить вас в отсутствии интереса к моей работе. И в то же время к ней проявляли интерес другие издатели».

Когда Шервуда спрашивали, доволен ли он своим нынешним издателем, он отвечал: «Я бы и рад, но чувствую, что он не очень-то заинтересован во мне». Также он чувствовал, «что мне было бы лучше подписать контракт с издательством, которое внушит мне мысль, что во мне действительно нуждаются».

Перкинс надеялся, что Андерсон не пойдет на это. В одном из самых самоуничижительных писем в своей карьере Перкинс объяснил свое поведение, сообщив, что он не думал, что за Андерсоном нужно следить, как за новичком.

«Причиной всего была моя уверенность, что вы сами прекрасно знаете, что делать и как лучше сделать, – написал человек, отрицающий какое-либо сходство с лисой-редактором из книги Вулфа, – и что с моей стороны будет почти наглостью спрашивать вас, убеждать вас и тем более как-то направлять вас. В моих глазах вы так долго были мастером и отцом для всех этих значимых людей, что я обнаружил, к своему огромному удивлению, что разговоры с вами о них ничем не смогут помочь». Письмо Перкинса глубоко тронуло Андерсона. Он ответил Перкинсу: «Я не хочу жить так, чтобы обо мне лишь иногда думали как о мастере своего дела».

Андерсон был убежден, что американцы не покупают книги, но что книги им продают. Издатель должен отстаивать своих авторов.

«Когда я заключил договор со Scribners, у меня возникла мысль, что я смогу вызвать такой же интерес. И в то же время закралось подозрение, что мистер Скрайбнер решит, что я слишком стар, чтобы тратить на меня деньги», – написал он Максу.

Через несколько месяцев Андерсон, Скрайбнер и Перкинс встретились в офисе издательства. Судя по бухгалтерским отчетам, книги Андерсона, напечатанные в издательстве, в общей сложности разошлись тиражом всего в шесть с половиной тысяч. Автор осудил самих издателей. Перкинс понимал его разочарование, ведь, «даже если вопрос денег невольно всплывает, автор пишет книги, чтобы их читали, и хочет, чтобы их прочитало максимально возможное число людей». Но также верил, что и самый ловкий торгаш не смог бы продать эти книги.

Андерсон был непреклонен и отправился в издательство Harcourt, Brace. А всего через несколько месяцев, в июне 1941 года, он умер от перитонита. В Harcourt, Brace позже опубликовали его мемуары, те самые, которые они с Перкинсом обсуждали так много лет. В это же время Макс узнал о самоубийстве Вирджинии Вульф, которую никогда не встречал лично, но высоко ценил, и эта новость его глубоко опечалила. Перкинс считал, что с ее смертью закончилась великая эпоха в литературе.

«Писатели мрут как мухи», – холодно прокомментировал это Хемингуэй.

Однако в октябре 1939 года Скотт Фицджеральд внушил Перкинсу веру, что его карьера все еще более чем жива. Он прислал ему телеграмму:

«ЕСЛИ ВОЗМОЖНО, ПООБЕДАЙ С КЕННЕТОМ ЛИТТАУЭРОМ ИЗ «COLLIER’S». У НЕГО ЕСТЬ МЫСЛИ ПО ПОВОДУ СЕРИАЛИЗАЦИИ. ОБЕР ПОЛНОСТЬЮ ОТСТРАНЕН ОТ ПЕРЕГОВОРОВ. Я ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ПИЛ В ИЮНЕ, ЕСЛИ ЭТО ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ. СКАЖИ ЛИТТАУЭРУ, ЧТО Я ПО ГЛУПОСТИ ОТКЛОНИЛ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЛИТЕРАТУРНОЙ ГИЛЬДИИ ПО ПОВОДУ «НОЧЬ НЕЖНА». НАПИШИ МНЕ, КАК ТОЛЬКО СМОЖЕШЬ. ЕСТЬ НАБРОСКИ ПО ПОВОДУ РОМАНА, СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНЫЕ, ДАЖЕ НАМЕК НА НЕГО МОГУТ УКРАСТЬ».

Героем романа был киномагнат по имени Монро Стар. Его прототипом стал глава компании Metro Goldwyn Mayer Ирвинг Тальберг – человек, которым Фицджеральд восхищался много лет. Скотт заверил Макса, что после того, как он опишет «каждую сцену и ситуацию… я думаю, что смогу написать эту книгу в форме биографии, потому что я знаю характер этого человека».

Исходя из одного только описания, Перкинс постарался заверить Литтауэра, «что никто другой не сможет справиться с таким заданием, кроме него [Скотта]». Литтауэр, слегка сомневающийся в способностях Фицджеральда, сказал, что в «Collier’s» заинтересовались, но хотели бы увидеть часть рукописи, прежде чем выдвигать предложение. После эмоционального и финансового краха у Фицджеральда были две причины радоваться: он нашел свое счастье в лице голливудской обозревательницы Шейлы Грэм и на самом деле подумывал жениться на ней, если, как писала мисс Грэм, «Зельда выздоровеет настолько, чтобы жить со своей матерью, или окончательно сойдет с ума и потеряет все связи с реальным миром». В то же время Фицджеральд продал «Esquire» серию коротких рассказов о голливудском сценаристе Пэте Хобби. Фицджеральд получал по двести пятьдесят долларов за каждый опубликованный в «Esquire» отрывок – десятую часть того, что платил ему за такую же работу журнал «Post».

«Ты быстро понимаешь, что обеднел, когда начинаешь продавать вещи за четверть их стоимости», – говорил он.

Деньги помогали ему продолжать работу. Но, естественно, Фицджеральд рассчитывал и на Перкинса – как никогда. Двадцатого ноября он уже готов был показать редактору первые десять тысяч слов своего нового романа.