– Мне что же, сиять, как рождественская елка?

Вспомнив школу, я наградила Галлогласа самым строгим «учительским» взглядом, на какой была способна. Он улыбнулся во весь рот.

Мы ждали начала мессы. Я с интересом рассматривала пеструю толпу прихожан, состоящую из неприметной императорской обслуги, придворных и аристократов. Кое у кого из ремесленников одежда и руки были запачканы или обожжены, что намекало на характер их ремесла. Почти все они выглядели уставшими и изможденными. Насмотревшись на толпу, я подняла голову вверх, оценивая размеры собора и стиль его постройки.

– Надо же, сколько в нем сводов, – пробормотала я.

Такого количества ребристых сводов я почти не видела в готических соборах Англии.

– Вот что случается, когда некий замысел застревает у Мэтью в голове, – прокомментировал мои слова Галлоглас.

– При чем тут Мэтью?

– Давняя это история. Мэтью тогда проезжал через Прагу, а Петер Парлерж – новый архитектор – был еще слишком молод и не знал, с чего начинать строительство собора. Тогда же случилась первая эпидемия чумы, унесшей жизнь многих опытных архитекторов и строителей. Руководить строительством поручили Парлержу. Мэтью взял его под свое крыло, а потом они оба немного свихнулись. Не знаю, пойму ли я когда-нибудь совместный замысел Мэтью и молодого Парлержа, но зрелище получилось захватывающим. Вы еще не видели, как они преобразили Большой зал. Скоро увидите.

Я приготовилась задать новый вопрос, как вдруг установилась мертвая тишина. В соборе появился Рудольф. Я вытянула шею, пытаясь увидеть императора.

– Да вот он, – кивнул Галлоглас вправо и вверх.

Рудольф поднялся на третий этаж собора, пройдя по огороженному проходу. Сам проход тянулся по двору, соединявшему замок и собор. Император стоял на балконе, украшенном разноцветными геральдическими щитами сообразно его многочисленным титулам и званиям. Императорский балкон тоже имел сводчатый потолок, но при всем обилии украшений ребра сводов напоминали скрюченные ветви дерева. Балкон явно выбивался из общей строгой и гармоничной архитектуры сводов и колонн. Вряд ли это была работа Мэтью.

Император уселся на скамью, откуда открывался вид на центральный неф. Меж тем прихожане кланялись и приседали в реверансах, пожирая глазами императорскую ложу. Чувствовалось, Рудольфу не по себе от такого внимания. Если в своих покоях, окруженный придворными, он держался легко и уверенно, то здесь испытывал сдержанность и даже застенчивость. Придворный, находившийся рядом, что-то прошептал ему на ухо. Рудольф повернулся и заметил меня. Он изящно наклонил голову и улыбнулся. Толпа сразу же завертела головами, желая увидеть, кого император одарил своей благосклонностью.

– Сделайте реверанс, – шикнул на меня Галлоглас.

Я послушно присела.

Месса прошла без каких-либо неожиданностей. К моей радости, никто не причащался, даже император, а потому служба закончилась достаточно быстро. В какой-то момент Рудольф тихо исчез, вернувшись к себе и своим сокровищам.

После ухода императора и священников неф превратился в оживленное место встреч, где друзья обменивались последними новостями и сплетничали. Я заметила Оттавио Страду. Меня он не видел, поскольку стоял ко мне спиной и разговаривал с каким-то напыщенным господином в дорогом шерстяном плаще. Здесь был и доктор Гаек, беседующий с молодой влюбленной парой. Все трое весело смеялись. Я улыбнулась Гаеку. Он ответил легким поклоном. Со Страдой я предпочла бы больше не встречаться, но императорский врач мне понравился.

– Никак Галлоглас? Разве вы не в спячке, как остальные медведи?

К нам подошел худощавый человек с глубоко посаженными глазами. Его губы кривились в ехидной улыбке, а одежда простого покроя, но из дорогих тканей и золотые кольца на пальцах свидетельствовали о богатстве.

– В такую погоду нам всем не грех залечь в спячку. Рад видеть вас в добром здравии, Йорис. – Галлоглас пожал ему руку и похлопал по спине так, что бедняга Йорис выпучил глаза.

– Я бы сказал то же самое о вас, но, поскольку вы всегда находитесь в добром здравии, избавлю нас обоих от пустых любезностей… А вот и La Diosa, – сказал он, поворачиваясь ко мне.

– Диана, – представилась я, слегка поклонившись.

– Здесь у вас другое имя. Рудольф называет вас La Diosa de la Caza. В переводе с испанского это означает «богиня погони». Император приказал несчастному мастеру Спрангеру отложить эскизы с Венерой в купели и заняться новым сюжетом, который он назвал «Прерванный туалет Дианы». Мы с нетерпением ждем результатов. Уж не знаю, как Спрангер сумеет вывернуться. Императору нужна большая картина, причем как можно быстрее. – Вспомнив, что не представился, Йорис с поклоном произнес: – Йорис Хуфнагель.

– Каллиграф, – вырвалось у меня.

Мне вспомнились слова Пьера о витиеватом почерке, каким было написано официальное приглашение Рудольфа, адресованное Мэтью. Но имя было знакомым…

– Художник, – деликатно поправил меня Галлоглас.

– Здравствуйте, La Diosa, – произнес сухопарый человек и снял шляпу. Его руки были покрыты шрамами. – Меня зовут Эразм Габермель. Не соблаговолите ли посетить мою мастерскую в любое удобное для вас время? Его величество пожелал, чтобы у вас был астрономический компендиум, позволяющий отмечать фазы переменчивой Луны. Но вам это должно очень понравиться.

Фамилия Габермель тоже была знакомой…

– Завтра она нанесет визит мне.

Сквозь густеющую толпу к нам проталкивался грузный мужчина. На вид ему было где-то за тридцать. Судя по акценту – итальянец.

– La Diosa будет позировать мне для портрета. Его величество пожелал, чтобы я запечатлел ее в камне как символ его постоянного пристрастия. – С верхней губы художника капал пот.

– Синьор Мизерони! – воскликнул другой итальянец, мелодраматично прижимая руки к своей вздымающейся груди. – Я думал, мы поняли друг друга. На следующей неделе состоится празднество. Император желает, чтобы La Diosa приняла в нем участие. Следовательно, ей нужно упражняться в танцах. – Он поклонился мне и представился: – Альфонсо Пасетти, балетмейстер его величества. К вашим услугам, La Diosa.

– Но моя жена не любит танцевать, – холодно произнес голос за моей спиной. Длинная рука протянулась к моей, теребившей край корсажа. – Правда, mon couer? – Мэтью поцеловал мне пальцы, слегка укусив их в знак предостережения.

– Мэтью, как всегда, вовремя, – покатился со смеху Йорис. – Как поживаете?

– Я был раздосадован, не найдя Диану дома, – сказал Мэтью, демонстрируя легкое огорчение. – Но даже верный муж не смеет ревновать жену к Богу.

Хуфнагель пристально наблюдал за Мэтью, отслеживая каждое изменение в выражении лица моего мужа. Я вдруг поняла: передо мной великий художник, умеющий так тонко наблюдать природу, что его рисунки флоры и фауны выглядели совершенно живыми. Казалось, они вот-вот покинут бумажные листы, как пчела и змейка покинули туфельки Мэри.