Но Сиунтио покачал головой.

– Я мыслю глубже Ильмаринена. Я мыслю масштабней Ильмаринена. Но Ильмаринен… он мыслит иначе, чем я. Иначе, чем все остальные ученые. Полагаю, – старик вздохнул, – Ильмаринен находит свое неумение приходить вовремя весьма забавным.

Прошел добрый час, прежде чем явление блудного чародея народу все же состоялось. Ильмаринен не извинился. Пекке показалось, что от него пахнет вином. Если так показалось не ей одной, никто, однако, вслух об этом не упомянул.

– Ну вот мы и собрались, – заявил чародей. – Колдуны-теоретики без теорий. Разве не чудо? А все ваша вина! – Он ухмыльнулся Пекке. – Поставили целый мир на уши, а что с ним дальше делать – сами не знаете.

– Ставить мир с ног на голову нарочно никому в голову обычно не приходит, – заметил Сиунтио. – Я, во всяком случае, на это надеюсь.

– Вы правы, магистр, – поддержал его Алкио. – Пока мы ищем способы расширить нынешний круг знаний, мы движемся осторожными шажками. Только когда мы спотыкаемся, тогда, едва не падая, вынуждены бываем шагать широко, чтобы восстановить равновесие.

– Очень красиво, – согласился Ильмаринен. – Было бы лучше, когда бы вся эта белиберда что-то значила, но все равно – как сказано!

– Кстати о значениях, – не без яда в голосе вмешался Пиилис. – Вы, полагаю, уже готовы объяснить нам, в чем заключается смысл опытов госпожи Пекки?

– Разумеется, – отозвался Ильмаринен. Все жадно воззрились на него. У Пекки промелькнуло в голове, что чародей мог повредиться рассудком. – Ее опыт показывает, – продолжал Ильмаринен, – что мы знаем гораздо меньше, чем нам казалось до того, как она поставила этот опыт. Я вам уже говорил это не раз, но меня же никто не слушает.

Пиилис нахмурился. Ильмаринен просиял – без сомнения, довольный тем, что спровоцировал коллегу.

– На мой взгляд, – заметил Сиунтио, – мы продвинемся дальше, если возьмемся обсудить то, что знаем об этом феномене, а не то, чего мы еще не знаем.

– Поскольку мы до сих пор ничего так и не выяснили толком об этом клятом феномене, – напомнил Ильмаринен, – то и обсуждать нам нечего. В каковом случае собрание наше не имеет смысла.

Он развернулся, как бы собираясь уходить. Раахе, Алкио и Сиунтио разом вскрикнули. Илмаринен вновь обернулся к ним, широко ухмыляясь.

– Теперь, когда вы достаточно развлеклись, магистр, – заметила Пекка, – вы позволите нам наконец заняться делом?

– Пожалуй, – снизошел Ильмаринен, глядя на чародейку с некоторым одобрением.

Пекка улыбнулась про себя. Так, значит, с великим Ильмариненом надо обходиться как с малышом Уто? Чародейка знала, когда следовало проявить твердость – будь то в обхождении с капризным мальчишкой четырех лет или еще более капризным чародеем-теоретиком.

– К несчастью, магистр Ильмаринен слишком близок к истине, – напомнила Раахе. – Мы знаем, что происходит в примечательных опытах госпожи Пекки, но не знаем – почему, что интересует нас гораздо больше. В нынешней теории колдовства ничто не указывает на то, что один из желудей должен исчезать.

– Ничто в объединенной теории двух законов, которую мы пытаемся разработать, тоже не указывает на подобный исход, – заметил Пиилис.

Ильмаринен расхохотался.

– Значит, пришло время поставить теорию на уши, не так ли? В подобных случаях очень помогает.

– Должен напомнить также, что у нас нет никаких доказательств тому, что законы подобия и контакта вообще могут быть объединены, – напомнил Сиунтио. – Если уж на то пошло, опыты госпожи Пекки скорее свидетельствуют против возможного объединения.

– Боюсь, должна согласиться с вами, – грустно заметила Пекка. – Я полагала, что расчеты свидетельствуют об обратном, но тот, кто ставит математику выше опыта, – глупец. Если Два закона несводимы к одному, в наших собраниях нет никакого смысла.

Она ожидала, что язвительный Ильмаринен согласится с ней.

– Тот, кто ставит расчет выше опыта, – промолвил желчный чародей, – или напутал в расчетах, или напорол в опытах. Опыты проведены неоднократно. Значит, ошибка в расчетах. Рано или поздно кто-нибудь откроет верную формулу. Я могу измыслить только одну причину, по которой это не можем быть мы, – если мы слишком глупы.

– Возможно, – проговорил Сиунтио, – всего лишь возможно, что у нас хватит ума. Так или иначе… это стоит проверить, не так ли?

«Возможно, – промелькнуло в голове у Пекки, – всего лишь возможно, что я чувствую надежду».

У лагоанцев была поговорка: «Из котелка да на сковородку». Именно так чувствовал бы себя в Мицпе Фернао, если бы мог заставить себя растянуть метафору настолько, чтобы сравнить земли обитателей льдов с чем бы то ни было, имеющим отношение к теплу. Хотя Мицпа находилась в руках лагоанцев, городок был еще меньше, ленивей и скучней Хешбона, что волшебнику трудно было представить себе, когда бы он не видел этого своими глазами.

Если чародей от скуки готов был бегать по потолку, то король Пенда, из одного изгнания попавший в другое, готов был бросаться на людей.

– Что же нам, придется зимовать здесь? – сердито спросил он.

Вопрос этот занимал его с того дня, как караван Доега достиг Мицпы. Фернао свое мнение о путешествии через стылую тундру выразил в первый же день в городе – купив тушку снежной куропатки, поджарив ее и сожрав, невзирая на то, что птица отдавала хвоей. Сейчас, однако, нытье бывшего фортвежского короля надоело ему не меньше, чем тогда – дикарское самомнение караванщика.

– Прыгайте, ваше величество, – бросил он, указывая на бухту, породившую городок на своих берегах. – До Сетубала вы доплывете не больше чем за месяц, если только вас не задержат альгарвейские патрули у берегов Сибиу.

Пенда не сразу осознал, что над ним издеваются: короли обычно не становятся жертвами насмешек.

– Лагоаш должен был бы отправить корабль, чтобы отвезти нас в Сетубал, а не оставлять нас здесь разлагаться заживо!

– Здесь так холодно, – напомнил Фернао, – что разлагаться мы можем еще очень долго.

– Довольно, силы горние, более чем довольно твоих жалких насмешек и глумлений! – вскричал Пенда, чем нимало не расположил чародея к себе. Двое беженцев и так с трудом переносили друг друга.

– Ваше величество, – резко бросил чародей, – лагоанскому правительству известно, что вы здесь. А вот привести корабль к здешним берегам не так просто. Позволю напомнить, что моя держава воюет с Альгарве. Напомню также – снова, поскольку в первый раз вы меня, верно, не услышали, – что Альгарве захватила Сибиу. Привести корабль в Мицпу и выбраться отсюда и в лучшие времена было непростой задачей, да вдобавок надвигается зима, и ко всем прочим трудностям прибавятся плавучие льды.

Пенда вздрогнул – как показалось Фернао, картинно. Хотя… Фортвег был северной державой с мягким северным климатом. Представить себе лед иначе как в чаше с шербетом изгнанному монарху было трудно.