того, что у меня наконец-то появилось место, куда я могу изредка приходить, чтоб просто поговорить и отдохнуть душой.

Еще я поняла одно: в самой Муравьевке, куда я так стремилась попасть все последние годы, мне уже делать нечего — от прошлого здесь мало что осталось. Конечно, жизнь не стоит на месте, все меняет, но на душе все одно печаль по тому, что сгинуло безвозвратно.

Переночевав в доме бабы Глаши (пошли ей Бог долгих лет жизни!) и вдоволь наговорившись с этой доброй женщиной, утром я уехала назад. Однако с той поры я ездила в Муравьевку два раза в год: весной — чтоб навести порядок на могилке и посадить новые цветы, и поздней осенью — чтоб убрать павшие листья и сухую траву. Правда, в этот год побывать в деревне у меня не получилось по вполне понятным причинам, но незадолго до своего отъезда в Санкт-Петербург я попросила сына бабы Глаши (мужчину пенсионного возраста) убраться на могилке бабушки, скинув тому на электронный кошелек некую сумму за труд. Тот честно выполнил свою работу, и в подтверждение даже прислал мне фото с кладбища…

Видимо, я все же задремала, и во сне вдруг увидела бабушку, только вместо привычной доброй улыбки на ее лице была тревога.

— Васенька вставай… — явственно услышала я ее голос. — Просыпайся, а не то беда будет…

Я открыла глаза и в первый момент даже не могла понять, в чем дело. Нащупала рукой длинный нож, лежащий рядом, огляделась при неярком свете лампы — кажется, все хорошо, спокойно, ничего не происходит, даже за стенами домика почти тихо, лишь откуда-то издалека доносятся непонятные звуки. В общем, все, как обычно. Кажется, можно успокоиться, но я никак не могу избавиться от чувства тревоги, которое пришло ко мне во сне. В чем же дело? Двери надежно заперты, окна тоже, и можно выбросить из головы все сомнения, но слова бабушки по-прежнему не дают мне успокоиться.

Стоп, а это что такое? Только сейчас я заметила — с окном, заложенным доской, что-то не так. Поднялась со своего места, сделала пару шагов к оконцу… Так вот в чем дело! Оказывается, в ту совсем небольшую щель в несколько миллиметров, что находится между окном и доской, заползает нечто совершенно прозрачное, бесформенное, растекаясь по стене, словно жидкое тесто. При неярком свете лампы заметить это прозрачное… тесто почти невозможно, потому как оно не только очень тонкое, но и настолько бесцветное, что сквозь него видны все сучки на деревянной стене.

Не раздумывая, одним махом провела ножом вдоль оконца, отсекая от щели расползающееся «тесто». Несколько мгновений это самое «тесто» еще висело на стене, оставаясь таким же прозрачным, затем оно стало темнеть, а чуть позже просто-напросто стекло по стене, застыв на полу неряшливой кучкой, а в щель уже вновь заползало такое же прозрачное «тесто»…

— Эж, просыпайся… — я осторожно потрясла за плечо спящего парня. — Кажется, у нас проблемы.

Тому понадобилось несколько секунд, чтоб стряхнуть с себя остатки сна.

— Что случилось?

— Кажется, ничего хорошего…

Как можно короче пояснила Эжу, что произошло. Тот, в свою очередь, без долгих разговоров забрал у меня нож и также откромсал новый слой «теста», которое от щели уже вновь стало расползаться по стене.

— Ты до него дотрагивалась руками?.. — Эж встревожено посмотрел он на меня.

— Нет.

— И не вздумай!

— Да у меня и желания такого нет! А что это такое?

— Думаешь, почему тут люди так беспокоятся о своей безопасности, и на ночь стараются заткнуть все щели, ведущие наружу? Просто в этом мире есть такие создания, от которых по ночам нужно прятаться за плотно закрытыми засовами, и то, что мы сейчас видим — следы одного из таких существ.

— Так ведь там щель между окном и доской — всего ничего!

— Иногда и этого вполне хватает…

По словам Эжа, то, что мы сейчас видим — это юмс, существо, внешне похожее на огромного слизня, правда, передвигается этот слизень куда быстрее своего земного сородича. Охотится юмс при помощи ядовитой слизи, которая совершенно прозрачна, и потому почти неразличима. Если бы я не заметила эту слизь, то она сползла бы по стене, и по полу доползла б до лежащих людей, после чего они оказались бы отравлены. Затем слизень через всю ту же свою прозрачную… слюну запустил бы в неподвижные жертвы длинные нити, через которые принялся бы высасывать кровь людей…

— Ничего себе!.. — поежилась я. — Похоже, сейчас эта тварь сидит у самого оконца.

— Скорее, на самом оконце… — подосадовал тот.

— Мерзость какая!.. — поморщилась я. — Говоришь, это создание охотится только по ночам?

— Во всяком случае, мне так сказали.

— А что еще ты знаешь про юмса?

— Он, как правило, живет подле реки, и далеко на сушу выходит нечасто. Скорей всего, где-то совсем рядом с поляной должно быть болотце — этот здоровенный слизень наверняка там обитает, потому как без воды жить не может. Утверждают, что солнечный свет для него губителен, да и яд юмса на солнце очень быстро разлагается. Просто удивительно, как ты смогла заметить выпускаемую слизь — слюна этого слизня практически прозрачна, совсем как стекло! В полутьме ее практически не рассмотреть!

— Мне просто повезло… — коротко ответила я. — А что нам сейчас делать? Неужели этот слизень так и будет по-прежнему висеть на оконце и выпускать сюда свой яд?

— К несчастью, так и будет… — подосадовал Эж. — Сейчас юмс прилип снаружи, и пытается добраться до нас. Пожалуй, не стоит больше подходить к окну — еще коснемся ненароком эту дрянь на стене и полу.

— Но как же…

— Надеюсь, что весь пол в этом домике ядовитая слизь не затопит — юмс хотя и достигает немалых размеров, но вряд ли сможет выпустить одним разом больше ведра своей мерзкой дряни. А еще надо разбудить Лидию — если только она случайно прикоснется рукой к этой слизи…

— И долго будет продолжаться это гм… слюноотделение?

— Теоретически — до рассвета, но тут уж как получится…

Лидия, когда ее разбудили, повела себя на диво спокойно, и в результате мы с ней до рассвета сидели на ступеньке у двери, глядя лужу на стены, которая становилась все больше, и постепенно расползалась по полу. А еще мы ожидали рассвет, и время до него для нас тянулось невероятно долго. Потом мы стали замечать, что лужа на полу перестала увеличиваться в размерах, а это может означать только то, что или у юмса кончилась ядовитая слизь, или же ночь близится к завершению,