оторвать от нее взгляда. Не плачет, спокойно подходит и помогает мне снять куртку, о которой я слегка забыл. Мы молчим, потому что у каждого свои мысли по поводу происходящего. Вешает наши куртки на вешалку в углу, снимает обувь и оставляет ее там же. Я и не заметил лежащего на полу вязаного ковра, почему-то мне кажется, что она его связала, чтобы не ходить вот так босиком по холодному. Меняет бельё на кровати, но вместо того чтобы наконец лечь и отдохнуть, мы садимся ужинать. Едим прямо из банок какое-то мясо с кашей, явно домашнего приготовления, в полной тишине, сидя рядом. Ещё не поздно, но решаю, что жене нужно отдохнуть. Доев поднимаюсь, чтобы уйти на другую кровать, но она не пускает. Сжимает мою руку, а затем, обойдя, заставляет сесть на кровать. Медленно и как-то нерешительно проводит по моей руке к плечу, слегка сжимает, используя как опору, когда забирается ко мне на колени, совсем как утром. Как-то совсем не этого я ожидал от нее, после такой сложной встречи с ее родственниками. Она целый день меня удивляет, вот только не все ее сюрпризы сегодня мне понравились, взять хотя бы вторую надпись Брачной Метки. Если она знала о второй надписи, значит, у меня тоже такая есть. Спрашивается: что в таком случае увидела она? Что там написано?

Ее руки слегка дрожат, когда расстегивает пуговицы на моей рубашке, словно она нарочно тянет время. Ее дыхание над ухом сбивает с мыслей, и во мне возникает почти болезненное желание ее касаться. Прижимаюсь к ее плечу лбом, как и утром, помню ее вчерашние слова, но удержаться невозможно. Она будто стакан воды для путника в пустыне после долгих дней жажды. Я поступаю жестоко, использую ее, но моя совесть молчит, Пенелопа поступает со мной так же. Сжимаю ее шею сзади, прохожусь поцелуями от плеча к шее и обратно. Она слегка надавливает на мои плечи, заставляя лечь на кровать, и прижимается сверху.

– Подыграй, – шепчет на ухо в промежутках между легкими поцелуями в шею, и лишь тогда я понимаю, что она на самом деле меня не хочет, и это инсценировка, спектакль.

И для кого же мы играем пылких новобрачных? Слегка поворачиваю голову и с трудом различаю во тьме крысу, но не простую, а находящуюся под чужим контролем. И такие способности есть у ее родственниц? Эта мысль мелькнула в моем сознании лишь мимоходом, больше бесит, что я всерьез принял поведение жены, что не удивительно после того, что происходило утром. Я уже вошел в нее, когда моя дьявольская помощница решила все испортить. Кто же знал, что Катрина сможет так быстро сюда добраться? Мне, конечно, интересно узнать, как она это сделала, но не настолько, чтобы у нее спрашивать. Нет, Катрина, конечно, стучалась и довольно долго, я даже чувствовал через дверь ее голод, но разве нельзя было час… или два… короче, подождать?! Все равно же приехали в деревню только к ночи, не особо выиграв время.

Для той, что любит меня, Пенелопа слишком часто борется с собственными чувствами. Хотя откуда мне знать, может на самом деле это нормально? Когда я был ещё подростком, я тоже влюбился и творил странные и непонятные для меня сейчас вещи. До сих пор не понимаю, что за чувства вызвали у меня ее слова. Почему вместо того чтобы оттолкнуть, понимая, что своим проклятием никогда не чувствовал от нее любви, мне захотелось наоборот стать ближе. Почему я ей поверил, прекрасно зная, что она лжет. Судя по тому, что произошло сегодня днем, да и вечером – это к лучшему, она теперь на моей стороне. Вот только мне не нравится то, что я не чувствую ее желания сейчас. Вообще ничего не чувствую от нее, ее мысли где-то далеко, пока губы целуют меня, а тело так интимно приживается ко мне.

Нет уж, так дело не пойдет, ни в каком спектакле я участвовать не собираюсь. Подминаю ее под себя, оказываясь сверху целую по-настоящему, как целый день хотелось. Она замирает, и я позволяю себе сжать ее в объятиях, почувствовать какая она мягкая, горячая и чертовски соблазнительная.

– Вальтер, что ты, – она выдыхает мне в губы, но не успевает ответить, я закрываю ее рот новым поцелуем.

Вот так лучше, чувствую ее смущение и желание, хочет меня. Пытаюсь снять рубашку, а то слегка мешает, как и вся остальная одежда, но Пенелопа не дает, сжимает ее у меня на груди.

– Нельзя, – пытается сказать, но мой язык в ее рту не дает.

Нам нельзя показывать Брачную Метку, но почему я должен подстраиваться под каких-то девок, что подглядывают как подростки? Пусть наслаждаются представлением, недолго осталось. Оставляю рубашку, как есть, даже понравилось, как она за нее держится, словно боится, что сбегу, если отпустит. Пока ее руки заняты, мои свободно блуждают по ее телу. Развязал завязки на штанах, скользнул под свитер и сжал мягкую грудь, заставив тем самым ее судорожно вдохнуть. Упирается руками в грудь, пытается так оттолкнуть меня, не понимая, что при этом подставляет шею и лицо под поцелуи.

– Вальтер! – грозно возмущается, когда попытался стащить с нее штаны.

– Ты же сама просила подыграть, – отвечаю ей с улыбкой, а затем одним щелчком спалил чертову крысу. – Так лучше?

Не дожидаясь ее ответа, где-то на улице толпа девушек матерится и возмущенно вопит: «На самом интересном месте». Похоже, в этой деревеньке очень скучно, раз уж здесь так «развлекаются». Ощущаю ее стыд, прикрывает ладонями лицо и натужно вздыхает, не замечая, что штаны с нее я все-таки снял. Упираюсь на полусогнутый локоть возле ее головы, наблюдая, как растерянно она реагирует на скользящую по ее бедру мою вторую руку.

– Я забыла, что могу просто ее спалить, – признается она, слегка кося взгляд и откидывая мою ладонь, что уже добралась до её груди.

Чуть насмешливо приподнимаю бровь, словно не верю в эту причину. Мне нравится ее смущение, она редко смущается, это даже забавно. Кашляет, когда, невзирая на протест, возвращаю руку на ее бедро.

– Давай спать, – произносит она немного двусмысленную фразу, от которой невольно улыбаюсь. – В смысле просто спать, завтра рано вставать, я так устала…

Киваю на весь ее лепет и отговорки, при этом нагибаюсь к ней и целую, долго и многообещающе. Вот тогда сдается, притягивает к себе, обнимая шею. Все портит шум