В сентябре 1944 года «Чикаго геральд трибюн» писала: «Еще президент Тафт предсказал, что “дипломатия канонерок” уходит в прошлое, открывая дорогу “дипломатии доллара…” Сейчас, когда крушение Германии и Японии является уже вопросом ближайшего времени, когда огромная Россия лежит в крови и руинах, мы можем с уверенностью заявить: “Час доллара настал!”» (53).

Казалось, еще недавно Сталин весьма серьезно рассматривал вопрос принятия иностранной помощи от США, известный в истории под названием «план Маршалла» – план американского инвестирования в экономику разрушенных стран. Но советский политический курс резко изменился после того, как разведорганы получили важную информацию от агента Дональда Маклина: цель «плана Маршалла» заключается в установлении американского экономического господства в Европе. Международная организация по восстановлению европейской промышленности будет полностью находиться под контролем американского капитала. Источником информации был не кто иной, как министр иностранных дел Великобритании Э. Бевин.

Будучи вскоре реализованным, «план Маршалла» предопределил разницу в экономическом развитии стран Восточной и Западной Европы. США были заинтересованы в ослаблении СССР и в том, чтобы Москва не согласилась на воплощение в жизнь былых договоренностей, а потому нарочито выставляла заранее невыполнимые условия. Итак, по «плану Маршалла» реализация всех проектов зарубежной финансовой помощи должна была находиться под международным, фактически американским контролем. Теоретически даже план этот мог быть приемлемым, если бы являлся дополнением к регулярному поступлению репараций из Германии и Финляндии. Однако в сообщении Маклина говорилось, что «план Маршалла» предусматривает прекращение выплаты Германией репараций. Это сразу же насторожило советское руководство, поскольку в то время репарации являлись, по существу, единственным реальным источником внешних средств для восстановления разрушенного войной народного хозяйства.

Стало ясно, что британское и американское правительства хотели с помощью «плана Маршалла» приостановить репарации Советскому Союзу и поставить международную помощь под свой собственный контроль. Подобная ситуация препятствовала бы советскому доминированию в Восточной Европой после победоносной войны, а коммунистические партии, уже утвердившиеся в Румынии, Болгарии, Польше, Чехословакии и Венгрии, были бы лишены экономических рычагов власти[148].

Знаменательно, что через полгода после того, как «план Маршалла» в СССР отвергли, многопартийная система в Восточной Европе была ликвидирована при активном участии Москвы. «В политическом отношении русские во многом вели себя в Восточной Европе так же, как американцы и англичане на западе… Они отстраняли от власти антикоммунистов, но англичане и американцы предпринимали во Франции и Италии такие же меры против коммунистов», – справедливо указывает В. Кожинов (54).

В СССР также располагали надежными данными, что президент США Г. Трумэн рассматривает возможность применения атомного оружия, чтобы не допустить победы коммунистов в Китае. Тогда Сталин сознательно пошел на обострение обстановки в Германии и в 1948 году возник т. н. «Берлинский кризис». В западной печати появились сообщения, что президент Трумэн и премьер-министр Англии Эттли готовы даже применить атомное оружие, чтобы воспрепятствовать переходу Западного Берлина под советский контроль. Однако в Москве знали: у американцев не имелось в наличии нужного количества атомных бомб, чтобы противостоять Советскому Союзу одновременно в Германии и на Дальнем Востоке, где решалась судьба гражданской войны в Китае. Судоплатов: «Для Сталина победа коммунистов в Китае означала громадную поддержку его линии в противоборстве с США. Я хорошо помню, что стратегия Сталина сводилась к созданию опорной “оси” СССР – Китай в противостоянии западному миру» (56). И Китай удалось коммунизировать. Собственно, коммунистический Китай до сих пор во многом определяет мировую политику, постепенно становясь ее решающим фактором, что говорит о прозорливости Сталина, рассмотревшего этот потенциал.

Каждый новый план войны, рождавшийся в недрах Пентагона, предусматривал все более массированные атомные бомбардировки СССР. Так, план «Чариотир» 1948 года исходил из необходимости сбросить 133 атомные бомбы на 70 советских городов, в том числе и на Харьков, в первые 30 дней войны, и еще 200 атомных бомб в последующие два года.

Атомный шантаж сопровождался мощной пропагандистской кампанией. В 1948 году Совет национальной безопасности США рекомендовал предпринять «огромные пропагандистские усилия» против СССР. Планированием зарубежной пропаганды стал заниматься специальный орган – «Аппарат по связям с общественностью за рубежом». Из государственного бюджета ему было выделено в 1949 году 31,2 миллионов долларов, в 1950-м – 47,3 миллиона. Деньги по тем временам баснословные. Ожидания скорой и вполне реальной Третьей мировой войны поддерживали, кроме того, и яростный дух вооруженного сопротивления на западе СССР. К примеру, в партизанских частях «Литовского фронта активистов» вера в помощь Запада существенно возросла, когда новость об атомной бомбе достигла Литвы (57).

После того, как Черчилль в Фултоне в 1946 году произнес свою знаменитую речь и «холодная война» была публично провозглашена, последовало и стремительное похолодание во всех аспектах советской внутриполитической жизни, начались так называемые «научные дискуссии» в биологии, литературной критике, лингвистике, философии, политэкономии. Обе кремлевские группировки использовали эти кампании, пытаясь найти идеологические огрехи у своих противников. Но, в глазах Сталина, определяющим фактором для назначения победителя в придворных интригах стала внешняя угроза стране.

Именно развитие военно-промышленного комплекса, как главного условия победы в «холодной войне», становится для планов «вождя всех времен и народов» всё более важной жизненной задачей. И его правой рукой в этом деле являлся Л. Берия. Именно он курировал комитеты № 1, № 2, № 3 (по созданию атомной бомбы, реактивных ракет, радиолокационных систем), на базе которых затем будут сформированы основные министерства отечественного ВПК. За Берией в эти годы стояли главные действующие организаторы, вроде И. Курчатова, и руководители «оборонки». Это был не каприз вождя, а необходимость, вытекавшая из внешнеполитической ситуации.

Интеллигенция снова оказалась в окопах идеологических сражений, а значит, как и положено во время войны, подчиненной своему генералиссимусу. Казалось бы, мало ли у вождя других хлопот, но язык политики и дипломатии очень важен в полутонах, особенно, когда речь идет о статье или, скажем, графическом послании в одной из главных газет страны. Карикатурист Б. Ефимов вспоминает о поразительном случае, когда соавтором его политической карикатуры стал сам Иосиф Грозный: «…После довольно продолжительной паузы и легкого покашливания в трубке послышался глуховатый голос, который я слышал не раз: